Остров Надежды

Близко у борта прошел катер. Судя по звукам, его принимали у трапа. Вскоре послышались голоса, в дверь постучали. В каюте появились замполит и Белугин, политотдельский инструктор, добродушный, гражданского покроя офицер, знакомый Ушакову еще по прежним наездам на флот.

— Дмитрий Ильич, дорогой, за вами! — с порога возгласил Белугин.

— Куда, товарищ Белугин? — ответив на крепкое рукопожатие, спросил Ушаков.

— Неужто не екнуло? Туда, туда…

Белугин деловито распорядился, помог собрать вещи, приподнял громоздкий кожаный чемодан, покрутил пальцем возле виска, почмокал, вызвал вестового.

— Снесите, прошу, вещи на катер. — Белугин проследил за тем, как матрос одолел тяжелый кофр, и, глядя ему вслед, сказал: — Камнями, что ли, набиваете?

Ушакову пришлось объяснить: одежда, обувь, машинка, книги и многое, необходимое для дальнего путешествия.

— Зря набрали лишнего. Что вы, на «Куин-Мери»? Одежду вам выдадут. Книги читать некогда…

— В обычные командировки я беру ручной чемоданчик… — пробовал оправдаться Ушаков.

— Простите, пожалуйста, я не в качестве упрека, — остановил его Белугин, — просто исходя из собственного опыта. Кстати, о видах транспорта. На адмиральском дойдем только до пирса, а потом перегрузимся на ракетный катер, на попутный. На нем дойдем побыстрее…

Ракетный катер отошел от пирса и на небольшой скорости взял курс на выход за боновые заграждения. И только после того как на его траверзах оказались мигалки буев ворот заграждения, резко увеличил скорость, вырыв за собой глубокий овраг. Впереди предстояло несколько десятков миль, вначале вдоль побережья, а затем по Югубе, извилистому фиорду с базальтовыми берегами, круто падающими к урезу воды.

Командир катера — капитан-лейтенант. Ему около двадцати пяти. Ничего общего с морским волком. Юношески округлое лицо, несколько черточек у прихмуренных глаз, нарочито огрубленный голос. Занятый своим делом, он не обращал внимания на Ушакова.

На сферическом экране индикатора струились будто заснеженные волны, обрисовывались берега сложного ветвистого рисунка. Внутри катер похож на кабину космического корабля, где человек в скафандре (его напоминал шлемофон) подчинял своей воле колдовскую силу автоматов.

Командир катера не впервой ходил по лабиринтам губы. Как и всегда, при первом заходе в Югубу вместе с ним на борту находился командир соединения. Это было сравнительно давно. Потом появился опыт, свой острый глаз и, если хотите, нюх. Помогли также те, кто самоотверженно, с незаметным героизмом составил карты. В лоции — этой настольной для моряка удивительной книге — фраза за фразой прочитываются море и приметные знаки побережья, разветвления губ, рукавов, их протяженность, глубины, крутизна склонов, рельеф дна, ориентиры, течения, скалы и банки, лед, осыхающие отмели, морены, растительность берега…

Белугин жадно раздувал ноздри своего маленького носика, забавно шевелил верхней губой и предавался восхищению. И раньше Ушаков замечал в нем этакую вдохновенную сентиментальность по отношению к морю и избранной им профессии. Ему под сорок пять. Для капитана второго ранга возраст солидный. Белугина «крутили с флота на флот по часовой стрелке», и теперь, должно быть, придется якоря бросать в Заполярье. Если в Мурманске не обнадежат жильем, переедет в Калугу, там родные жены. «Я не ропщу, — покрикивал на ухо Белугин, — флот обожаю. Если вновь начинать с комсомольца, куда — только на флот! Не подумайте, что я вынашиваю демобилизационные настроения. Но уже в сердечко раза два кольнуло, Дмитрий Ильич».

Мимо проносились суровые скалы Югубы. Казалось, природа миллионы лет тесала и шлифовала базальты, вычерчивала и размечала при помощи ветров и волн, выкручивала такие коленца, что сам черт голову сломит, не протиснется. Вот прямо, глаза зажмуривай, скала, на нее несется кораблик с безумной скоростью, еще миг — и в лепешку, но — нет, нырнул в щель, выскочил в чащу, вскипятил бурун своими винтами и помчался в ореоле сиво-белых стеклянистых брызг.

— Видите, — Белугин толкнул локтем Ушакова, — створы! Юганга!

2

Мгновенно оборвавшийся рев вернул слух к другим звукам — замирающему шипению и шелесту волны. Если «продуться», как после снижения самолета, возникают и выстраиваются как бы умиротворенные шумы. Двигатель выключен, винты заканчивают вращение по инерции. Бледный пирс невесомо колышется над черной водой.

Командир снимает шлемофон и двумя руками натягивает ушанку. Черточки возле глаз расходятся, появляется слабая улыбка: «Вы уж извините меня, не удосужился с вниманием и почтением». Скрипнули кранцы левого борта. Заводятся и закрепляются швартовы. Прилив достиг крайней точки, и сходня ложится с борта на пирс строго по горизонтали.

На пирсе майор и вооруженные матросы. Белугина знают, а все же и ему приходится предъявить документ. После проверки майор еще раз козыряет:

— Поздравляю с приходом!