Остров накануне

«В человеческих представлениях о времени – не теряла! Для людей вчера уже не существует, так же как завтра еще не существует. А время Господне, вечность, Aevum, это уже не наше дело».

Тут и Роберт понял, что если Господь вычерпывал воду из вчера и подливал ее в сегодня, может быть, земля и перекашивалась из-за этого смещения центра тяжести, но для сегодняшних людей это уже не могло иметь значения. В их-то вчерашнем дне никакого перекоса не было, перекос был в Божьем вчера, а Богу, несомненно, удавалось как-то иначе улаживать связанные со временем вопросы, со временем и с сюжетами; так сочинитель может писать несколько разных повестей с одинаковыми персонажами, но помещать их в неодинаковые ситуации и этим варьировать свой рассказ. Предположим, в одной «Песни о Роланде» Роланд умирает под морской сосною, но зато в другой восходит на трон Франции после смерти Карла, а с Ганелона сдирают кожу и кладут вместо половика.

Этой мысли суждено было сопровождать Роберта долгое время, подводя к раздумиям не только о бесконечности миров в пространстве, но и о их параллельности во времени. Однако он почел за благо не особо докладываться фатеру Каспару, и так державшему за ересь идею сосуществования многих миров в одном месте. Кто знает, как бы он отнесся к новой глоссе Роберта. Роберт ограничился вопросом: в практическом смысле, как действовал Господь, чтобы перелить всю эту воду из вчера в сегодня?

«С помощью подводных вулканов, конечно! Подумай! Они испускают огненные ветры, и происходит то же, что и с кастрюлей, где перегретое молоко! Молоко убегает из кастрюли, а из моря убегала вода! Гроссе катастрофе!»

«А как потом Господь убрал эту прибежавшую воду?»

«Когда дожди перестали лить, снова выкатилось солнце и начало испарять влагу. Библия говорит, что понадобилось сто пятьдесят дней. Рубаху можно за день и вымыть и просушить. А земля просушивается за сто пятьдесят дней. Кроме того, множество воды затекло в подземные озера, и теперь она между поверхностью и центральным огнем».

«Вы почти убедили меня, – сказал Роберт; ему не столь казалось важным переливание вчерашней воды, сколь волновала мысль, что он находится в двух шагах от вчерашних суток. – Но прибыв вы сюда, что тем самым доказали? Что такое, чего нельзя было прежде продемонстрировать силой логики?»

«Силу логики ты оставь старорежимной теологии. Нынче в науке применяются доказательства опытом. Опыт доказывает, что я здесь. По пути я замерял глубины впадин и удостоверился, что глубины с той стороны весьма основательны».

Оставив геоастрономическую тему, фатер Каспар вернулся к описанию Потопа. Блистая великолепной эрудированной латынью, помавая и разводя руками, как будто заклиная различные феномены небесной и подземной сферы, широкими шагами он мерил верхнюю палубу.

Тем временем воздух над заливом примрачился облаками и небо загрозило бурей, из тех, что, бывает, неожиданно разражаются над тропиками.

О, когда отворились все источники бездны и все отверстия неба, какое, должно полагать, зловещее и дивное зрелище представилось глазам Ноя со всем его семейством! Люди лезли на крыши, но оттуда их сбрасывали волны, катившие от антиподов и силою божественного ветра колеблемые и подвигаемые; люди карабкались на деревья, но эти деревья буря выдергивала словно прутья; люди, увидев перед собою макушки вековых дубов, хотели держаться, но ветры стряхивали их с такою злостью, что им не удавалось удержать хватку. Теперь в этом море, покрывавшем и горы и долы, плавали распученные трупы, и на них последние ошалелые птицы пытались обосноваться, будто на жутком оплоте, но скоро птицы утрачивали и эту последнюю пристань и тоже, измочаленные, становились жертвами урагана, с отяжелевшими перьями, с крыльями, неприменимыми из-за усталости. Устрашительно зрелище кары Господней, подытоживал отец Каспар, и это ничтожная еще картина, продолжал он, в сравнении с тою, что будет дано видеть в день, когда Христос явится судить живых и мертвых…

Великому трепетанию природы отвечали скоты из Ковчега, улюлюканью ветра отзываясь воем волчиным, и рычанию грома – львиным рыканием, и мельканию молний – ржаньем слонов. Кобели лаяли в ответ погибающим братьям, овцы блеяли на рыдания детей, гаркали грачи, подражая барабанному стуканью струй дождя по покрышке Ковчега, буйволы мычали в унисон мутному пению волн, и обитатели воздуха и земли скулежом и бешеным воем заунывно отпевали гибнущую планету.