По вопросу разрешений на работу, следовало обращаться в иной отдел, туда я и направился по указателям. В зале ожидания, посетителей оказалось немного. Требовалось подать своё удостоверение Искателя Убежища в приёмное окошко, и ожидать, когда объявят твоё имя и номер окна. Я всё проделал и присел в зале ожидании. Моя интуиция беспокойно нашептывала мне, и не обещала ничегошеньки хорошего, но я упрямо не хотел верить ей, убеждал себя логикой фактов.
Наконец, меня пригласили. Подойдя к указанному окошку, я предстал перед двумя клерками. Мужчина, заседавший перед компьютером, взглянув на монитор и прочитав моё имя, поприветствовал меня.
— Добрый день, мистер Стыцькофф, — пробубнил он, едва взглянув на меня.
— Добрый день, — ответил я, оценивая обстановку по ту сторону барьера.
Рядом с ним сидела женщина, как я догадался, — переводчик. Она не была занята, поэтому посматривала на меня внимательней. По ней я определил, что они приготовили мне какую-то головную боль. Моё удостоверение лежало перед ними, среди прочих бумаг.
— Мистер Стыцькофф, — начал мужчина, продолжая что-то просматривать с монитора, — к сожалению, мы не можем предоставить вам разрешения на работу, так как по вашему делу о предоставлении убежища, вам отказано ещё четыре месяца назад. И вы не обжаловали это решение, — устало прочитал он мне.
— Какое решение?! Как я мог что-то обжаловать, если я только сейчас узнаю об этом.
— Я сообщаю вам лишь то, что указанно в вашем деле, — пожал плечами служащий.
— А причину отказа вы можете мне сообщить? — поинтересовался я.
— Ваши документы не были поданы на рассмотрение в установленные законом сроки, — ответил он, не отрываясь от монитора.
— Когда же мои документы были поданы? Я предоставил адвокату всё необходимое за две недели до истечения срока подачи, — рассуждал я вслух, вспоминая нашу последнюю встречу с секретарём Людмилой, и видел, что за окном меня уже не слышат и не видят.
— Вам следует обратиться к вашему адвокату, — ответила по-русски женщина, дав мне понять, что вопрос исчерпан, и служащий хотел бы перейти к делу следующего просителя.
— Могу я взять свой документ? — спросил я.
— Этот документ уже недействителен, и он вам больше не нужен, снова включился в разговор служивый. — Вам следует покинуть страну, мистер Стыцькофф, — как-то неуверенно добавил он.
Я не мог сообразить, о чём ещё я хочу спросить или сказать. Возникла пауза.
— Ваш адвокат должен всё объяснить вам, — снова возникла русская служащая, — обратившись ко мне, как к безнадёжно больному пациенту.
Я ничего не ответил. Молча, отвалил от окна и направился к выходу, лихорадочно вспоминая подробности моих отношений с адвокатской конторой.
Самого адвоката я видел лишь мельком, когда мы посещали Людмилу. Это был самодовольный чёрный типок среднего возраста. Он заглянул в кабинет Людмилы и наспех дал ей какие-то указания. По его интонации, и её реакции, я предположил, что она его секретарь, готовящая для него черновые материалы-данные клиентов. Внешне он показался мне слегка пижонистым, чем-то похожим на сутенёра или торговца наркотиками средней руки, какие промышляют в молодёжных ночных клубах. Объяснял я это повышенным спросом на их услуги и спецификой его клиентов — запуганные, отчаявшиеся пришельцы, слепо доверяющие свои прошения адвокатам. Всё это давало ему повод раздувать щёки и чувствовать себя чёрным божком.
В нашу последнюю встречу, совместно сочиняя белорусские легенды и записывая это для последующей подачи, мы много шутили. Людмила тогда заметила, что у неё редко бывают такие весёлые, юморные посетители. Я же подумал про себя; как весело мы сотрудничаем и слишком много мы смеёмся, не пришлось бы вскоре плакать…
Расставаясь, я шутливо просил её, не забыть своевременно отправить наши анкеты-истории в миграционное ведомство. Она весело ответила, что, конечно же, адвокат оформит всё это должным образом, и документы подадут в срок. Времени для этого оставалось достаточно. Просила нас сообщить свои адреса для связи с нами, как только мы определимся в пространстве. Мой адрес и телефон у них всегда был. Более того, я обращался к ним, и мне ответили, что моё дело в полном порядке, пребывает в лежачем состоянии ожидания…
Выдался погожий солнечный, но неудачный день.
Я возвращался электричкой в Лондон и беспорядочно соображал, какие вопросы задать адвокату и что предпринять далее, уже в ином статусе. Понимал, что ни хрена эта обезьяна в костюме уже не сделает для меня, но всё же, хотелось поговорить с ним.