Остров. Остаться людьми. Тетралогия (СИ)

Он ввалился в помещение с потолка как падший ангел. Грязный, в крови, с ожогами, отхаркивающий угольную пыль. И едва успел зацепиться рукой за новую лестницу – у этой ступени были изготовлены из «уголка». Затормозив свое падение, он рухнул на бетонный пол.

Люк над ним с грохотом закрылся, и теперь единственное, что напоминало о кошмаре, было пыльное пятно, в центре которого он лежал.

Ему нужно было перевести дух. Гоша не мог сразу подняться, чтобы осмотреться. Он был не в силах даже думать о том, что может находиться под авианосцем на глубине семисот метров под землей.

Завалившись на спину, он открыл глаза и закашлялся, как туберкулезник. Из его рта вылетали черные сгустки въевшейся в гортань окалины, он трясся от невозможности глотнуть свежего воздуха. Но прошло это, как прошел озноб. Ничего хорошего от встречи с жителями этого уголка он не ждал. А потому, собравшись, повернулся на бок и встал. И тут же вынужден был замереть, почувствовав сзади чье-то дыхание…

Медленно, повинуясь странной привычке людей поворачиваться, словно этого поворота не заметят, он развернулся и увидел на полу черное пятно. Сердце снова дрогнуло, заставляя внутренности потерять вес. Собравшись, он развернулся…

Перед ним сидел огромный доберман. Уши собаки были прижаты, на шее хищно поблескивал металлический ошейник. Или это поблескивали зубы? Гошино зрение давало сбои, глаза слезились.

– Хорошая собака… – вполголоса пробормотал он, делая шаг назад.

Доберман на сантиметр приподнял верхнюю губу, обнажив то, что Гоша не хотел видеть. Помедлив, он сделал еще один шаг назад.

Доберман поднял с пола зад и снова поднял губу. Только теперь уже не опустил. Вместе с утробным урчанием Гоша почувствовал запах, тревоживший его ноздри. Он струился откуда-то издалека, заполняя помещение чарующим облаком. Это был запах жареного мяса. Рот его заполнился слюной, под ложечкой заныло. Теперь, оказавшись в безопасности, он в мгновение ока стал слабым и безвольным. Его качнуло, рука соскользнула с косяка двери – оказывается, здесь была еще и дверь.

И Гоша, потеряв равновесие, покачнулся. Этого оказалось достаточно, чтобы собака переключилась с режима пассивного наблюдения в режим активного действия. Не переставая урчать и даже понизив голос, она в два счета оказалась рядом с Гошей.

И тот, повинуясь зоновской привычке, сел на корточки и положил руки на голову. Как это случилось так, он не мог объяснить. Привычка.

– Арчи! – послышалось откуда-то издалека. Словно из подворотни. – Арчи, проклятая собака, тащи сюда свою задницу, скотина!..

Доберман нехотя прошел мимо Гоши и, почти касаясь мордой его плеча, снова сел.

– Иди сюда, ублюдок безмозглый, или я тебе уши состригу!

Гоша боялся даже моргать. Только что данная собаке характеристика показалась ему исчерпывающей. Но голос, которым она давалась, заставлял судить о том, что этот кто-то ушел от добермана недалеко. Пережеванные по-английски фразы все-таки заставили собаку направиться в глубь коридора. Как только она скрылась за поворотом, Гоша встал и вошел в дверь, в которую чуть не ввалился минутой ранее. В комнате царил полумрак. И отвратительно пахло. Такие запахи живут в квартирах парализованных, справляющих под себя нужду калек. Смрад был именно

человеческим

, не животным…

Прикрыв за собой дверь, Гоша нащупал на стене выключатель. Секунду подумав, стоит ли это делать, он все-таки зажег свет…

И ужас заставил его замереть на месте…

*

Уходить от водопада не хотелось. Это чувствовалось и в расслабленных позах людей, и в задорных визгах Берты, игравшей с Питером. Макаров попросил четырех мужчин разойтись и охранять привал, но хорошо понимал при этом, что часовые – это скорее для формы. Если твари предпримут атаку, все закончится тем, что эти четверо просто станут первыми жертвами. Но угроза могла исходить не только от тварей. Каждый раз, когда цепочка людей углублялась в джунгли, закончив пересекать равнину, Левша, как нарочно, вспоминал одну и ту же историю. О кошке он повествовал, как заправский зоолог, и было бы, наверное, занятно это и можно было даже улыбнуться, когда бы главной темой этих рассказов не были зубы пантеры и ее бешеный нрав. Складывалось впечатление, что ему и говорить больше не о чем. Однако Макаров отдавал должное этой забаве Левши: люди были постоянно настороже.

Но уходить все-таки было нужно. Ночь могла прийти в любой момент. Шум падающей воды, темнота – все на стороне тварей: их поступь не слышна и в полной тишине. До авианосца было около трех километров или час ходьбы. Теперь, учитывая участие в походе беременной девушки и Патрисии, этот срок можно было помножить на два. Глядя на них, Макаров радовался, что марш-бросок за четверть часа до взрыва удивительным образом поставил на ноги Левшу.

Когда за спиной остался километр пути, Дженни догнала Макарова.

– Я хочу поговорить с тобой.

– С удовольствием, – согласился он.

– Ты растерян, Макаров. Это заметно со стороны. Люди видят это и тревожатся. Тебе нужно собраться.