Остров Отчаяния

— Чертовски хорошо приятель, — ответил моряк, не узнавший его в сгустившихся сумерках. — Шпигаты не справляются. Вода течет по палубе, и если гребаное волнение усилится, то вода будет плескать через люк каждый раз, когда судно будет подниматься на волне.

— Возможно, скоро мы все откачаем.

— Держи свой язык за зубами и откачивай, тупой ты содомит. Ни хрена ты не понимаешь.

На море поднялось волнение, ветер задул сильнее; к шпигатам с подветренной стороны отправили людей их очистить, чтобы способствовать оттоку воды за борт. Но, в конце концов, люк пришлось задраить, и облегчать корабль стало еще труднее. В полночь самые умелые моряки были отозваны с помп: они отправились на шкафут, где при свете фонаря, орудуя рукавицами с наперстком и иголкой, пришивали обрезки пенькового каната к лиселю, который следовало завести под дно корабля, чтобы остановить течь. Но помпы все равно откачивали воду не переставая, и со временем ночь обрела, казалось, постоянную черту — в полной тьме шатаясь от качки, выхаживать на брашпиле, налегать изо всех сил — вот что имело значение.

В какой-то момент послышалось бурное ликование при новости, что помпа по правому борту захлюпала, но они не останавливались ни на минуту. И хотя новость оказалась ложной — всего лишь временное засорение канала — крик сам по себе был воодушевляющим.

Как только были предприняты срочные меры, моряки стали меняться с регулярными интервалами, а освободившиеся толпились в корме у кают-компании, где казначей с помощником выставили на стол сильно разбавленный грог, сухари, сыр и сосиски. Они ели все вместе, измотанные и уставшие от своей смены у тяжелых рукояток помп, но больше всего от ледяного ветра с дождем, но всё же не теряющие надежду, всё еще неунывающие, как будто это лишь неприятный затянувшийся сон, который когда-нибудь обязательно закончится.

Медленный серый рассвет показал вздымающееся, неспокойное море, крепкий усиливающийся ветер. «Леопард», низко осевший и тяжелый, потерял грот и фор-брамсель. Невозможно было отозвать матросов от помп и послать на мачты, и паруса изорвало в клочья. Вскоре за ними последовал фор-марсель. Тем не менее, лисель, призванный заделать течь, уже перекинули за борт, и матросы с канатами перемещались по переходам обоих бортов, передвигая его по днищу.

Главный вопрос состоял в том, чтобы найти течь, потому что сначала корабль ударился о лед кормой, а уже потом развернулся, вися на нем килем, и невозможно было сказать, где течь может находиться. Несмотря на волнение, Грант расположился прямо на утлегаре — это дважды чуть не убило его, — но не смог найти повреждения на носу, а в плотно заставленном трюме, глубоко в воде, было вообще невозможно добраться до днища или бортов.

Но вероятнее всего, течь находилась именно в кормовой части, где удар пришелся по рулевому перу, так что морякам пришлось прорубить палубу, чтобы добраться до хлебной кладовой на корме справа, поднять и выкинуть оттуда через окно кают-компании всё, что могло облегчить корабль. Как только кладовая будет очищена, они смогут прорубиться еще ниже и, возможно, найти течь в нижнем заострении кормы «Леопарда». Параллельно с этим работали над изготовлением еще одного пластыря, потому что от первого не было практически никакого толка.

Все эти часы помпы работали на полную мощь: ни одной поломки или вынужденного простоя, ни малейшего послабления в усилиях каждого из моряков; и всё же волны снаружи уже поднялись по планширь и заливали работающих на помпах людей. Каждая из машин высасывала по тонне в минуту, огромный поток; но вода постепенно заполняла кокпит. Семь футов, восемь футов, десять…

Это случилось, когда мистер Грей сообщил о десяти футах в льяле: цепь помпы правого борта разорвалась, и бедный старик вынужден был извернуться и разобрать обшивку корпуса, чтобы добраться до звеньев — часы работы в темноте после усилий на рукоятке. А как только её починили, работу нарушил засосанный внутрь маленький кусочек угля.

Стивен потерял счёт времени. Казалось, оно проходит мимо него, через него, в бесконечной неразберихе и спешке, или, по крайней мере, с таким количеством одновременных событий, что просто невозможно уследить за всем. И все же Стивен понимал, что за всеми этими хаотическими движениями в темноте скрывается вполне конкретная логика.

Единственная вещь, которая была ему полностью понятна — центром приложения физических и умственных усилий, за исключением тех редких случаев, когда его отзывали на перевязку, — была помпа, и абсолютно простая, прямолинейная и срочная задача налегать на рукоятку для того, чтобы корабль не затонул.

Теперь, пока команда простаивала во время починки помпы, Стивен тупо уставился в пространство, а затем последовал за остальными на корму, в кают-компанию. В этом холодном дожде и мокром снеге моряки качали уже так давно и так яростно, что как только у них выдался перерыв, и они оказались в тепле, заснули, едва поев или даже в процессе жевания.