Остров Пасхи

– Прекрасно! – сказал гном. – Именно такими я и считал ваши чувства. Но я не хочу взять вас врасплох, изменнически. Вы, господин Гартог, выразили опасение, чтобы предположенная мною экспедиция не представила для вас – а я прибавлю: и для меня – смертельной опасности?.. Это опасение основательно. Быть может, уехав впятером, мы вернемся в меньшем числе; быть может, даже и никто из нас пятерых не вернется. Бить может, мы идем навстречу громадным опасностям; быть может, опасностей не будет никаких. Это – единственное, чего я не знаю; но я хочу, чтобы, каковы бы ни были опасности, люди, сопровождающие меня, были тверды; и я не допущу в тот момент ни малейшей слабости.

В серо-зеленых глазах этого человека есть металлическая искра, придавшая его последней фразе такой вес, который не позволял сомневаться, что в нужную минуту он сумеет потребовать; резкий его голос звучал непоколебимым решением. Гартог, на которого он смотрел в упор, склонил голову, но все же спросил:

– Клянетесь ли вы нам, что сокровище существует?

– Клянусь.

– Клянетесь ли вы нам, что оно представляет собою то, что вы говорите, и даст нам власть, о которой вы говорите?

– Клянусь.

Гартог покачал головой.

– Последний вопрос: зачем от раздела сокровища устраняются наши возможные наследники?

– Затем, чтобы избегнуть права других требовать от нас отчета; затем, что сокровище это практически беспредельно и что источник его должен оставаться строгой тайной. Я – знаю, и я хочу. А вы – хотите?..

Гартог посмотрел в упор в глаза старого Кодра, и тот ответил острым взглядом, не мигая.

– Хочу, – сказал Гартог угрюмым тоном.

– Хочу, – ворчливо сказал Флогерг, озаренный мыслью о безжалостной мести.

– Хочу, – бросил Корлевен, точно скептический и твердый вызов судьбе, в которой он знал только противника…

– Хочу, – прошептал я напряженно, точно молитву.

Гном обвел нас блистающим отсветом своих очков.

– Ладно! – сказал он. – Я на это надеялся.

И, не колеблясь более, он поставил на каждом листе свою подпись, которая решила наши судьбы.

В Гартоге снова заговорил деловой человек.

– Надо подписать и дополнительный пункт, – сказал он.

Кодр усмехнулся и исполнил это, а затем дал каждому из нас по экземпляру договора.

– Его надо зарегистрировать, – прибавил Гартог.

– Для этого нотариусу Бикоке достаточно будет одного моего экземпляра.

Гартог поклонился в знак согласия.

– Теперь уже половина первого ночи, – сказал Кодр с ехидной улыбкой. – Быть может, вы хотите отложить продолжение разговора до завтра?

– Отложить разговор в то мгновение, когда мы наконец узнаем?.. Очень нам нужно спать!

– Раз это так, господа, – сказал Кодр, – то слушайте меня.

Глава III Тайна доктора Кодра

– Мне хотелось бы, – начал удивительный старик, – иметь возможность изложить вам с одного, так сказать, маха единственный пункт моего открытия, который касается вас, исключив все те пункты, которые представляют интерес только для меня. Но различные нити этого открытия переплетены так тесно, что я вынужден рассказывать о фактах именно в таком порядке, в каком они последовательно проходили в моих изысканиях, – иначе вы не поймете.

Я прошу вас, господа, выслушать все это с самым глубоким вниманием. Заранее извиняюсь, что многие пункты моего изложения могут показаться сухими для вашего непривычного слуха. Но все это, хоть и в разной степени, все же связано с интересующим нас выводом.

Сказав это, Кодр встал, обошел комнату, открыл двери, окинул взглядом коридоры, закрыл двери, затем снова уселся и вполголоса продолжал:

– Вы имеете, вероятно, некоторое понятие о великом споре, который вызвали в прошлом столетии теории Чарлза Дарвина. Этот выходец из школы духовенства противопоставил простой формуле творения мира, изложенной в Книге Бытия, неизмеримо более сложную формулу, имевшую, однако, то преимущество, что она не вводила никакой тайны и опиралась на огромное количество доказательств научного порядка, чрезвычайно убедительных. Теория эта, как известно, вызвала в обществе большое смятение.

В ней было двойное неудобство: во-первых, она уничтожала необходимость Божьего вмешательства в творение мира, а во-вторых, налагала на человека тяжелую обязанность – отказаться от убеждений, которые не требовали других усилий, кроме неразумного атавистического доверия к словам Священного Писания, для того чтобы принять теорию, опиравшуюся только на разум и наблюдения, но требовавшую для своего понимания настойчивых усилий и углубленной работы.

Мне незачем рассказывать вам, насколько холодно встречена была эта теория духовенством, ненужность которого она так нескромно доказывала. Двинулись в поход все митры и посохи, теологический вихрь зашумел в статьях, и все церковные пушки гремели вместе с общим хором против незвано явившейся теории, которая заменяла естественным объяснением догмы, то есть нечто такое, что от века отказывались объяснять. Вы все имеете понятие о том, что такое дарвинизм?

– Антропологическая система, которая выводит происхождение человека от обезьяны, – ответил Гартог.