Капсула ударяется о скалу на дне преисподней, лопается... и вот уже я-Каммингс оказываюсь на смертном одре. Новый уровень. Меня готовит к последней исповеди архангел с золотыми крыльями, а за тяжелой пурпурной портьерой, отгораживающей кровать, уже прячется безротая, длинно-гротескная, серо-землистого цвета тварь-смерть, исходя нетерпением в немой гримасе - у нее нет рта... Химера с плоской лягушачьей головой подсовывает из-за портьеры мешочек с пороками мне под простыню - архангел этого не замечает... Монах с четками и ключом на длинной цепочке бросает золотую монету в шапку другой химеры, сидящей в тяжелом резном сундуке. Крышка сундука подперта обломком копья. Копье сломалось о череп другой химеры, с головой крысы и телом ящера. Мой уцелевший глаз пытается прочесть строки письма, протягиваемого химерой - ее дрожащая лапка с черными длинными ногтями наконец бессильно падает, отпустив письмо. Я-Каммингс читаю последние слова - "BOISE"... Буквы вращаются вокруг оси, крутятся все быстрее и быстрее, раскаляются от трения о воздух, вот уже они капают горящей смолой на постель, прожигая в ней дыру. Оплавленные края дыры расширяются -...
Щелк!
Я-Каммингс проваливаюсь на следующий уровень...
У меня нет мозга.
У меня нет памяти.
Ассоциации. Ниточки импульсов. Выжженные клеймами реакций нейронные зарубки. Единственное мое оружие, которым я пытаюсь выжить из ума Каммингса.
Я не верну себя. Но я не позволю ему жить в моем теле...
...Соседские куры, просунув головы сквозь дыры в плетеной изгороди, с недоумением наблюдают за балаганного типа зрелищем. Нелепо вышагивающий, дергающийся, спотыкающийся силуэт человека двигался к полосе прибоя, медно блестящей в лучах закатного солнца. У него в руках были пара ласт, трубка, маска... он упрямо стремился в океан. Если бы этому зрелищу нашлись другие свидетели, потолковее кур, они удивились бы резко меняющемуся выражению его лица, словно кто-то быстро снимал и надевал на него разные обличья: крайний ужас сменялся хищно-диким весельем, и наоборот... при этом сатанинский хохот сменялся мольбами о помощи.
Кое-как нацепив ласты, странный ныряльщик бросился в воду и поплыл, сдирая кожу на боках рашпилями обнаженных отливом кораллов. Некоторое время его нечленораздельные выкрики все еще отражались зеркалом лагуны. Потом они смешались с постоянным и грозным рокотом наружного рифа-волнолома.
Жара спала. Стало совсем темно.
Оживленно обсуждая увиденное, куры отправились на покой.
Где-то неподалеку ухнул большой барабан, затренькала гитара-укелеле, и звонкий женский голос запел песню о неразделенной любви ловца жемчуга и прекрасной китаянки-кули, руку которой злой отец прочил богатому хлопковому плантатору...
...Сорок часов спустя на коралловой банке Хаумано, в десятке миль к северо-западу от острова Моореа, рыбаки креветочной шхуны "Лабатидора" подобрали в океане человека, которого поначалу посчитали утопленником. Однако они ошиблись - человек был жив, его удалось отходить. Огорчительным было то, что длительное пребывание в воде, по-видимому, повлияло на его душевное здоровье: он был совершенно невменяем. Почему он оказался в такой дали от берега, как его зовут и где он живет - ответа на эти вопросы от него так не добились. Рыбаки решили, что он был смыт волной с одной из американских или европейских яхт, проходящих через банку курсом на Папеэте.
Старейшины небольшого островка-моту Урурури, где квартировалась шхуна, пришли к выводу, что бог Мапути лишил беднягу разума за то, что он дерзнул заплыть в дальние воды. По доброй полинезийской традиции, его поселили на отшибе деревни, в маленькой лачуге. Все женщины деревни по очереди готовили ему еду, мужчины время от времени снабжали его банкой-другой пива, а детвора незлобиво поддразнивала его самоскладными песенками. Впрочем, он не обижался. Большей частью дней он сидел на пороге своего дома и неотрывно глядел в океан - туда, как считали все, где находился его прежний дом.
Во время редких наездов полицейского начальства дурачка прятали в шипъярде миниатюрного порта Урурури. Да оно, начальство, и понятия не имело, что на острове, где самым злостным преступлением является внесезонная ловля тунца, скрывают американца, который давно считался пропавшим без вести.
Все медвежьи углы мира обожают своих деревенских идиотов.
Стивен Розен будет найден мертвым в своем доме в Австрии, недолго спустя после того, как станет известно о пропаже Джека Брейгеля. Официальной причиной его смерти будет объявлена острая сердечная недостаточность. Доктора Розена упокоят в фамильном склепе, в запаянном свинцовом гробу. Соседи еще долго будут нашептывать, округляя глаза, что он погиб от какого-то неведомого вируса, за несколько часов превратившего его тело в студенистую массу.