Остров порхающих бабочек

Наталья Андреева Остров порхающих бабочек

© Адреева Н., 2015

© ООО «Издательство АСТ», 2015

Он: за день до отъезда

Он даже не сразу понял, что по машине стреляют. Они ведь не могут. Не должны. Так вообще не бывает. Они же его друзья! Друзья так подло не поступают!

Его так и подмывало остановиться и спросить:

– Мужики, это шутка такая, да? Прикол. А получилось! Я почти поверил! Посмеялись и разбежались. Я молчу, и вы молчите.

Или нет: выжать из машины все, на что она способна, оторваться от них и забыть это, как страшный сон.

Тем более они уже начали отставать. Еще бы! Когда-то он был неплохим автогонщиком, и случись ему родиться в другом месте и в другое время, а юность пришлась бы на пресловутые нулевые, когда каждый рисковый мужик мог добиться цели, если пойдет напролом, черт его знает! Гонял бы сейчас в Формуле-1. Гран-при Монако, гран-при Монте-Карло…

Стало так сладко на душе… Словно ее до краев наполнили шампанским, и вверх пошли волшебные пузырьки, отчего голова стала легкой-прелегкой, просто невесомой. Руки невольно погладили руль: спокойно, моя сладкая девочка, спокойно. Наш болид летит на финиш, опережая соперников. Еще немного, и публика будет чествовать нового чемпиона!

И в этот момент машина дернулась и, как ему показалось, очень медленно начала заваливаться на бок. Он даже не сразу понял, что они, его друзья, стреляют. По НЕМУ. И это уже не прикол. Одна автоматная очередь, другая… Да, черт возьми! Как в боевике каком-нибудь! Но это, увы, не кино! Пробито колесо. А когда понял это, то бояться уже было поздно. Он ведь когда-то был неплохим автогонщиком, поэтому сразу догадался: пора молиться. Теперь все в руках божьих. Летящая на сумасшедшей скорости машина в момент стала неуправляемой. К тому же одна из пуль пробила бензобак. Интуиция подсказала: да, так оно и есть. Мужики настроены серьезно. Они хотят его, своего ДРУГА, убить.

Он очень медленно и, как ему показалось, красиво летел в кювет. Поскольку душа его была теперь вручена Богу, то он видел все как бы со стороны и даже успел подумать:

«А красиво мужик падает!»

Очнулся он уже на земле. В салоне загорающейся машины. И тут же вспомнил:

«Это я горю. Я».

Судя по тому, что душа вернулась в тело, там, на небе, посовещавшись, решили: рано ему еще. Машина была хорошая, крепкая, настоящая «немка». Надежная, как кружка пенного, не фильтрованного, под сочащиеся свиным жиром баварские колбаски. Гарантия сытости и спокойной размеренной жизни. Она, эта «немка», удар выдержала, ей не привыкать, только стойки повело, и лобовое стекло пошло трещинами. И ему пропасть не дала. Стало трудно дышать, потому что в грудь уперлась подушка безопасности. Он с удивлением подумал, что голова на месте и даже неплохо соображает, руки-ноги, все цело.

Он на автопилоте выбрался из салона. И, прихватив одну из канистр, потащил ее за собой. С трудом выполз на обочину. Потом подумал: «Не дотяну». И, распрямившись, последним волевым усилием швырнул канистру в стоящий поблизости мусорный контейнер. На это ушли все силы. Он присел на корточки и попытался отдышаться. И тут вдруг услышал такие знакомые голоса своих бывших друзей:

– Надо его добить!

– Погоди!

– Леха, ты куда?!!

– Там деньги!

– Стой, дурак! Назад! Леха!!!

– Это же лям! Лям баксов! Сгорит ведь, на …!

– Я с тобой!

Даже во сне у него, как и тогда, заложило уши. Это был самый напряженный момент. Еще одна маленькая смерть. Первая случилась, когда он летел в кювет. Вторая, когда рванул бензобак. И вновь повезло. «Рано ему еще», – усмехнулись ангелы на небесах.

Рвануло, качнуло, потом стало жарко, как в летний полдень, на сочинском пляже. И волна, похожая на морскую, ударила в голову. Его как будто швырнуло на острые камни. От дикой боли он почти потерял сознание.

– А-а-а…

Как всегда, именно в этот момент он и проснулся. Лоб и щеки были мокрыми от пота, а губы солеными от слез. Слез боли и обиды. Простыня сбилась, одеяло уехало в сторону. Неужели нельзя избавиться от этих воспоминаний?! Что ж, так и гореть до конца жизни в аду, причем за чужие грехи?!

Есть не хотелось. Совсем не было аппетита. Смерть-то хоть и маленькая, все же с ним приключилась. Причем дважды. Жизнь вернулась в тело, но страх остался. Пока летел в кювет, успел понять, что там, по ту сторону, нет ничего. Кроме покоя, причем вечного. И сна, тоже вечного, пустого, без всяких сновидений. А на хрен он, скажите, нужен, этот вечный покой, когда у тебя есть тело, причем молодое еще, крепкое, красивое, жадное до всяких там наслаждений: еда, выпивка, девочки… И все ему, этому телу, теперь по плечу. А лучше сказать по … Но это уже нелитературное, как говорится, выражение. А других слов у него нет после этих ночных кошмаров.

Какой, к чертям, политес, когда твои друзья палят в тебя из автомата?! И что на это сказать?!

– Простите, вы, извините, часом не ошиблись?