Остров последнего злодея

– Друзья! – сказал я. – Почему вы Октябрину не спрашиваете? Мне кажется, она возражать будет! Ей одной…

– Я согласна! – тут же проскрежетала Октябрина.

– Она согласная! – подмигнул я Потягину и Урбанайтесу. – Тогда пройдемте, тут недалеко, по пути я введу вас в курс дела. Завтрак закончен, Андрэ, дружочек, можешь посуду убирать. Идемте!

И я повел их на секретную поляну.

Мы шагали по бушу, а я рассказывал:

– Мне вы очень понравились, с вами интересно. Скоро мы с ребятами из Ордена полетим на Марс, будем «Марсианские хроники» Рея Брэдбери реконструировать. И вот пока у нас спор идет, что лучше – «Синюю бутылку» или «Были они смуглые и золотоглазые»? Я за «Золотоглазых». Там много интересных ролей, так, например, там есть роль подростка-мутанта, я думаю, на нее бы отлично подошел Фома. И для Потягина там место будет, и для Октябрины. Там есть такая корова, у которой вырос третий рог, я думаю, Октябрине эта роль очень пойдет, она ведь здорово изображает животных! Знаете, в эту короткую поездку я открыл для себя много интересного! Я так к вам привык, что мне даже не хочется с вами расставаться. Я про вас обязательно расскажу Магистру Ордена, он коллекционирует истории про разных чудиков…

Я болтал, чувствуя, как у меня за спиной сгущается чернота. Как сжимаются кулаки и зубы, как глаза ищут место для удара. Придется мне после этого путешествия серьезно латать энергетический кокон. Я уже сейчас чувствую, как на спине в районе шеи всшелушивается моя многострадальная шкура. Не исключено, что не один Ахлюстин вожделел моего повешения, Октябрина тоже особа злопыхательная, ей человека обварить маслом – что с Чиполлино поцеловаться, ночью мне все лицо попортила. Впрочем, они вполне достойны – ну, того, чтобы я их включил в свой мемуар. В графу «вредители-паразиты».

Мы вышли на полянку. Там уже было все припасено – не зря я все утро старался. Столб. Обычный ствол пальмы, но я постарался, придал ему крайне зловещий вид. С подпалинами, со смолой, с ободранной корой. К столбу был привязан человек, на голове у него болтался вполне аутентичный джутовый мешок.

– Ну вот, прибыли, – сказал я. – Располагайтесь.

Октябрина ойкнула.

– Это Ярослав? – растерянно спросил Урбанайтес.

– Это Ярослав, – выдохнул Потягин.

– Да, – я хлопнул в ладоши, – это Ярослав! Практически Мудрый!

Я поспешил к столбу.

– Вуаля!

Я сорвал с головы Ахлюстина мешок.

– Немедленно его отпусти! – взвизгнула Октябрина. – Немедленно!

– Это уже перегиб! – согласился Потягин. – Так нельзя…

– Да, Антон, зачем это ты? – неодобрительно сморщился Урбанайтес.

И они всем своим бессмысленным стадом двинулись освобождать Ахлюстина.

– Стоять! – рявкнул я и выхватил из-под рубахи обрез.

Выстрелил в воздух, люблю стрелять, люблю запах пороха.

Каракатицы остановились, а Потягин даже присел.

– Стоять, – повторил я уже мягко. – Пластиковая дробь с солью, очень больно. К тому же мы должны закончить нашу экспедицию!

– Пошел ты к… – Октябрина сбилась, не знала, куда посылать, потом как-нибудь просвещу. – Со своей экспедицией…

– Я прошу всего лишь минутку вашего внимания! – крикнул я. – Минуту! Реконструкция должна быть завершена!

Они смотрели на меня. Бешено.

– Ахлюстин, – я указал на привязанного к столбу, – он нарушил наш договор, нарушил условия игры. Он открыто выступил против своего барона, против своего фазендейро! Против меня! И, в соответствии с традициями, он должен быть наказан! Бичеванием! Сейчас он спит – для его поимки пришлось применять спецсредства. Однако скоро он очнется. И пробуждение станет для него неприятным сюрпризом.

Я достал из-за голенища плетку.

– Двадцать ударов каждый! – объявил я. – Подходите по очереди! Начнем с Потягина!

Я протянул ему плетку.

Потягин сделал было движение, но Октябрина прорычала так грозно, что он остановился.

– Так и знал, что ты ни на что не способен, – подмигнул я Потягину. – Слушаешь бабу… Слушаешь бабу – сам баба и есть! Может, тогда Урбанайтес?! А, Фома? Давай!

Я шагнул к Урбанайтесу. Тот тоже шарахнулся.

– Урбанайтес Фома – ума ни хрена! – выдал я. – Знаешь, Фома, старина Ахлюстин неоднократно о тебе отзывался самым неуважительным образом. Говорил, что ты долговязый дурень. А ты его не хочешь разочек стегануть.

– Себя стегани! – огрызнулся Фома.

– Правильно! – выкрикнула Октябрина. – Совсем одуревший!

– Ты бы вообще молчала, макака!

Я не держал на Октябрину зла, просто надо было подпустить немного грубости, подлить омерзительности в собственный образ, эх я…

– Так! – я хлопнул себя по сапогу. – Так-так! Бациллы бунта проникли в ваши неокрепшие души! Коготок увяз – всей птичке пропасть. Что ж, если вы отказываетесь выполнить свой долг, его исполню я. Я сам проучу этого негодяя! В соответствии со сценарием…

Мне было очень смешно. Глядел на их лица и с трудом сдерживался – очень хотелось смеяться. Хохотать.

Но я сдержал себя. Я взмахнул в воздухе плетью и подмигнул Октябрине.

– Бунтовщик должен быть строго наказан, – сказал я. – Иначе смысла в жизни нет. Шестьдесят плетей, это научит его уважать хозяина!