Остров потерянных душ

Мордашка была замурзанная и неумытая. И при этом – несмотря ни на что! – девчонка оказалась ужасно хорошенькой. Умылась бы, приоделась – и хоть сейчас на школьный конкурс красоты! Или даже на городской. «Мисс Городишко – 2014».

Валерка невольно хихикнул.

Любая другая девчонка обиделась бы. Конечно обидно! Человек ее разглядывал-разглядывал – да вдруг засмеялся. А эта будто и не заметила ничего, только моргнула своими огромными черными-пречерными глазами, окруженными длинными, загнутыми, кукольными ресницами, и сказала:

– Будешь мокрый стоять – простудишься. Пошли.

Повернулась и быстро побежала по причалу. Спрыгнула на гальку – и тотчас пропала из виду. Валерка услышал ее торопливые удаляющиеся шаги – и вдруг испугался.

Туман словно бы столпился вокруг него. Он с каждым мгновением становился плотней, уже трудно было дышать…

– Эй, ты где? – раздался девчонкин голос, и Валерке чуть полегчало.

– Да я тебя не вижу! – заорал он – и услышал ее возвращающиеся шаги.

– Ах да, – сказала она. – Я забыла. Давай руку.

Валерка спрыгнул с причала и осторожно взял протянутые ему тоненькие теплые пальцы. Девчонка крепко сжала его руку:

– Пошли.

И уверенно шагнула в туман.

Валерка плелся за ней и думал, что еще никогда туман не был таким густым! Обычно можно было хоть что-то разглядеть в нескольких шагах, и фонари вдоль трассы, которые всегда включали во время тумана и которые служили, прямо скажем, истинными путеводными звездами и водителям, и пешеходам, помогали сориентироваться. Сейчас на расстоянии протянутой руки не было видно ни-че-го!

При этом девчонка шла так уверенно, как будто никакого тумана вообще не было.

– Ты что, видишь, куда идти? – спросил Валерка.

– Ну да.

– А туман?!

– Да он мне не мешает, – усмехнулась девчонка. – За это меня в кафе и держат. Куда угодно дорогу покажу. Вижу сквозь туман.

– Слушай, да ты феномен! Чудо природы! – восхитился Валерка. – Ты могла бы состояние сколотить у здешних браконьеров! Была бы у них лоцманом во время тумана. Ведь ни один рыбинспектор в это время на реку не сунется.

Пальцы, сжимавшие его ладонь, дрогнули и ощутимо похолодели.

– Нет, – буркнула девчонка. – Я реки боюсь. На причал еще могу подняться, но в лодку ни за что не сяду. Лучше умру.

Валеркина логика мгновенно сделала стойку. Теперь понятно, почему девчонка вся такая замурзанная! У нее водобоязнь. Водобоязнь – признак бешенства!

Ее укусила бешеная собака…

Девчонке в больницу надо. Срочно! Неужели никто из взрослых не понимает, что с ней? Бешенство ведь не лечится, это смертельная болезнь, но если вовремя сделать прививки, человека можно спасти.

Или уже поздно?..

– А давно это у тебя? – осторожно спросил Валерка.

– Что?

– Ну, водобоязнь.

– Какая водобоязнь, ты что? – повернулась она с изумлением. – Я в кафе знаешь, сколько посуды перемываю! Я боюсь только реки. И это у меня всегда, сколько себя помню.

– А сколько ты себя помнишь? – весело спросил Валерка, у которого отлегло от сердца.

– Две недели, – ответила девчонка.

– Всего две? – засмеялся Валерка. – А до этого не помнишь?

– Не помню, – сказала она так, что сразу стало ясно – не шутит.

– Так у тебя что, потеря памяти, что ли?! – испуганно спросил Валерка.

– Ну да, а что, нельзя? – отозвалась девчонка холодно.

Самые страшные сны приходили перед рассветом.

Васька снова и снова видел эти изувеченные существа…

Все они были живы еще недавно. До тех пор, пока не приходил Ванюша.

Ему не было их жалко. Они ведь были не люди! Они только и могли, что стоять да молчать, иногда махать ветками. Или шевелить веточками, будто пальцами.

Ванюша их мучил. Сначала отламывал пальцы-веточки. Потом ломал ветки-руки. И когда эти руки повисали как плети, брался за маленький острый топорик, который всегда носил за поясом.

Этот топорик он очень любил и норовил отточить его остро-преостро. Знал, что пригодится!

Эх, как же нравился Ванюше сочный и в то же время хрусткий звук, когда топорик входил в существо! Один удар – и рука, вернее ветка, отлетала. Другой – другая. И еще, и еще…

Раньше, когда он был еще слабосильный, с одного удара отсечь ветки не удавалось. Мучил, мучил свои жертвы… Если бы они могли кричать, их крики и стоны разносились бы по всей округе. Но они были немые. Что он, дурак – с говорящими связываться? Нарочно выбирал тех, кто не мог на помощь позвать.

Когда с руками жертв было покончено, приходил черед их тел. Ванюша доставал из кармана небольшой брусок и на нем вострил верхний край лезвия так, что оно становилось острым, будто перо. Теперь им можно было писать на телах жертв все что хочешь! И Ванюша писал, наслаждаясь тем, что никакая училка сейчас не стоит над душой и не мешает писать с ошибками. Иногда он нарочно их делал. Например, писал «Сдеся был ванька!», хотя знал, что имя надо писать с большой буквы. И не «сдеся», а «сдесь». Или нет… кажись, «здесь»…

А, какая разница! Чем больше ошибок, тем лучше! Пусть поржут те, кто потом посмотрит на эти изуродованные, изувеченные, испещренные следами пыток тела!

Сам Ванюша поржать очень, ну очень любил.