Остров Русь

— Прикольщик я, Кащеюшка, — ласково сказал Иван. — Не обессудь. Так оно получилось.

Кащей подергался-подергался, но цепи оказались прочными. Иван тем временем оглядывал изобилие пыточных инструментов.

— Кащей! Для чего сия штуковинка?

— Для подстригания левого уса, — грустно сказал Кащей. — Древняя восточная пытка.

— Жаль без усов ты у нас... А эта фиговинка?

— Для вырывания волос путем возвратно-поступательных движений с увеличивающейся амплитудой.

— Мудрец... Почти как Кубатай. Только что ж ты лысый? А эта финтифлюшка зачем?

— Ребра перекусывать, и мелкими кусочками через ухо вытаскивать.

— О! Это пойдет, — оживился Иван.

— Пожалуйста, — вяло согласился Кащей. — Только учти: пытки нечисть не страшат, а убить меня никак невозможно.

Плюнув в сердцах, Иван бросил пыточные причиндалы и побрел из комнаты, оставив Кащея дергаться в цепях.

— Вначале пленников спасу, — решил Иван. — А там видно будет.

В обширных Кащеевых застенках, сырых и мрачных, плохо проветриваемых, Иван понял, что работа предстоит немалая. Но какой же богатырь работы боится? Поплевал Иван на руки, высморкался под ноги, и побрел вдоль железных клеток, отпирая одну за другой и ведя инвентаризацию.

— Ты кто?

— Федя-богатырь.

— Выходь. Ты кто?

— Вася, — простонал следующий узник, царапая что-то обломком меча на стенах темницы.

— Подожди, допишу...

— «Здесь был Ва...» — прочел пораженный Иван, захлопнул дверь клетки и сказал: — Здесь он и остался. А ты кто?

— Филипок! — радостно крикнул седой косматый старик, выползая из своего узилища.

— До чего тяга к знаниям доводит, а? — поцокал языком Иван, дал заливисто смеющемуся старичку завалявшийся за пазухой банан и продолжил осмотр. — Ты кто? А где ты?

Камера была пуста. Лишь под койкой Иван обнаружил глубокую дыру, из которой слышался шум моря.

— Там Эдмонд какой-то срок тянул, — сообщил Ивану очередной узник, горячо обнимая спасителя. — Прокопал дыру вязальной спицей, да и убег.

— Молодец! — восхитился Иван, на радостях даже забыв поинтересоваться именем словоохотливого узника. Лишь когда тот быстренько выбежал из застенков, Иван обнаружил, что пропал кошелек с остатками небогатых Василисиных командировочных. Но такие мелочи богатыря не смущали. Еще одна камера пустовала, лишь на кровати лежал мельничный жернов с надписью: «Здесь, после долгих страданий, разорвалось сердце узника...» Иван вытер слезу и пошел дальше.

— Ты кто?

— Иван-царевич, — робко отозвался небритый парень в волчьей шубе на голое плечо.

— Выходи, тезка! — обрадовался Иван. — А ты кто?

— Иван-боярин сын.

— И ты, друг, выходи. А ты кто?

— Иван-крестьянский сын.

— Проваливай, лодырь! Нечего казенные хлеба проедать! Ты кто?

— Иван-дурак, — радостно улыбаясь сообщил перемазанный в золе, черный как смоль молодец.

Иван захлопнул дверь камеры, подпер для надежности булавой и пошел дальше, бормоча про себя: «одного достаточно...» В течении пяти минут он освободил: Ивана-коровьего сына, Ивашку, Иванко, Фэт-Фрумоса, Сослана, Кобланды-батыра, Корвина и Манаса.

Слегка смущенный таким изобилием, Иван осторожно открыл дверь следующей темницы. По ней бродил восточного вида юноша в тюрбане, развевающихся штанах и белой рубашке. Время от времени юноша подпрыгивал и толкал ладонями потолок.

— Ты кто? — ошалел Иван. Но в этот миг в потолке вывалилась плита, звонко расколовшаяся о тюрбан незнакомца, и тот его вопроса не услышал. Подпрыгнул, и скрылся в открывшейся в потолке дыре.

— Не иначе, принц персидский, — рассудил Иван и сел передохнуть. От впечатлений гудело в голове. А так было тихо, узники уже смылись, лишь в подпертой булавой камере бесился самозванец.

— Ладно, кончаем осмотр, — решил Иван-дурак и направился к последней камере, приговаривая: — Темницы рухнут, и свобода вас встретит радостно у входа, и братья ключ вам отдадут... Хотя какой ключ, темницы-то уже рухнули... Эй, кто здесь сидит?

Последняя камера разительно отличалась от остальных. Здесь было чисто и уютно, на стене висело блюдечко, по которому каталось наливное яблочко, создавая изображение голых девок, купающихся в пруду. На застеленной шелковыми простынками кровати сидел поп Гапон и жрал бананы.

— Вот ты где, гад! — заорал Иван, выхватывая кладенец. — Предатель! Россию, мать твою, продал! А ну отдай банан!

Вырвав изо рта Гапона недожеванный банан, Иван нервно съел его и сообщил:

— Ну все. Готовься к смерти. «Отче наш» прочти, или что там полагается, покайся как следует...

— Иван, Иван, успокойся, — затараторил Гапон. — Я ж и сам пленник горемычный, Кащеем в застенки посаженный.

— Видали мы таких пленников! — мрачно сообщил Иван. — Блюдечко цветное в камере, бананы свежие... дай еще один!.. простынки чистые. Убью!

— Иван, отпусти душу на покаяние, — зарыдал Гапон. — Не марай светлый праздник победы над Кащеем моей кровью грязной!

— Не паясничай! — оборвал его Иван. — За что в немилость Кащееву попал? Говори!

Гапон вздохнул, встал на колени, и прошептал: