Остров Русь 2, или Принцесса Леокады

– Ну, могу, например, дать тебе в лоб прямо сейчас. А ты смог бы?

Не успел я это произнести, как получил такую затрещину, что искры из глаз посыпались.

– Ах ты гад! – замахнулся я, но Стас отпрыгнул, встал в стойку киба-дачи и быстро сказал:

– Это был научный эксперимент. И хватит об этом. Мы уже прекрасно убедились в том, что мы не изменились. Ты агрессивен, это очевидно. Этого вполне достаточно!

Но я уже и без него остыл.

– Ладно! – махнул я рукой. – Мы оба нормальные, это факт. Пойдем-ка на улицу, на людей посмотрим...

Мы быстро оделись и вышли. Народ по тротуару двигался как-то сонно и вяло. И машины тоже.

– Все ясно, – сказал Стас. – Знаешь, сколько людей ежечасно в ДТП гибнет?

Мы свернули за угол и обнаружили возле мини-маркета небольшую толпу. Тут народ часто тусуется, выпивает. Но сегодня здесь было особенно шумно, как будто люди собрались на митинг. И по всему было видно, что они – нормальные. Разговор был на самую что ни на есть актуальную тему, потому мы примолкли и стали слушать.

– ...Я с такой бабой жить не согласен! – говорил один пролетарского вида товарищ. – Раньше была баба как баба. Настоящая! Приду домой пьяный, она на меня наорет, да еще и скалкой в глаз заедет. А теперь что? Сама мне спирт в аптеке покупает! Лекарство, говорит. Позор, да и только...

– И чего тебе не нравится? – встрял другой, слегка припухший.

– Как это? – удивился первый. – Непорядок. Всякий характер человек потерял. Не женщина, а кукла какая-то!

– Ну, это еще ладно, – заявил припухший. – Вот на работе у меня что делается, это да! Атас просто. Я на птицефабрике тружусь. Трудился... Накрылась моя работа, ядрить вашу мать, третий день уже пью, поминаю.

– Что, никто кур резать не хочет? – догадливо прищурился пролетарий.

– Хуже! – сморщился припухший. – Они их, понимаешь, на волю выпустили! Директор самолично плакат нарисовал: «Свободу пернатым!» Эти чокнутые с ним по фабрике прошли и все клетки открыли. Я им объясняю: это же не чайки, ядрить вашу мать, куры это! Они ж все равно передохнут на воле, только зазря! Нет, им хоть кол на голове теши. Это их личное право, говорят. Всех повыпускали!

– Может, это птичий грипп на людей перекинулся? – крепко обняв сумку, предположила пожилая женщина.

– Да не! – выкрикнул кто-то. – Я слыхал, это комары какие-то народ покусали.

– Какие комары?! – вклинился в беседу смуглый, по-военному подтянутый мужчина. – Теракт это! Враги воду отравили. Они ж нас, добреньких, голыми руками теперь возьмут!

– А если в кране нет воды, значит, выпили, простите, жиды? – задал риторический вопрос дяденька интеллигентного, но потрепанного вида. – Это, смею вас заверить, откровеннейшая демагогия! Если бы дело было в воде, тогда почему беда не коснулась нас с вами? Меня, например?

– А ты, профессор, когда в последний раз воду-то пил?! – возразил «офицер».

Интеллигент смущенно взъерошил волосы, но не отступил:

– Вода, с вашего позволения, содержится в любых напитках!

– Оно, конечно, так! – вмешался пролетарий. – Однако сдается мне, алкоголь эту заразу убивает. Я вот, например, безалкогольных напитков не пью уже лет сорок и, как видишь, человеком остался.

– И я воду не пью... И я! – загомонили вокруг. – А я и пиво-то редко...

– Что ж, ваша гипотеза кажется вполне жизнеспособной, – признал интеллигент. – Вот только чем вы, любезнейший, докажете, что вас действительно не коснулось это... Э-э-э... – Он запнулся, пытаясь найти подходящее слово.

– Подобрение, – подсказал Стас.

– Вот-вот! Подобрение! Спасибо за термин, молодой человек.

– Получи доказательство! – рявкнул пролетарий и так влепил ему в ухо, что тот едва не свалился с ног. Но удержался, резко принял боксерскую стойку и стал подскакивать, как какой-то неадекватный Тайсон. Пролетарий удивился, опустил руки и тут же получил в глаз. И они стали мутузить друг друга так, что только перья в стороны полетели. Народ, окружив дерущихся, азартно болел. Видно, здорово уже по агрессии люди соскучились.

– Прямо как мы с тобой, – заметил Стас. – Такие же придурки.

– Ну а как по-другому проверишь? – заступился я.

В самый разгар потасовки у меня из кармана запел голосок Леокадии: «Кис-кис, брысь, кис-кис, мяу...» Только вчера этот рингтон себе закачал.

– Алле?! – крикнул я в трубку, прикрыв ее рукой, уж очень народ шумел.

– Костик, – услышал я мамин голос. – Вы проснулись?

– Да, конечно, – говоря, я немножко отошел в сторону. – А чего это вы нас не разбудили?

– Ну... – смутилась мама. – Жалко было... Чем занимаетесь?

– Да так, ничем. Отдыхаем.

– А, ну молодцы. Отдыхайте. Я к обеду домой вернусь, что-нибудь вкусненькое приготовлю. Хухры-мухры[1]?

Та-ак... Совсем с ней плохо. Она с нами по-древнеегипетски пять лет не разговаривала.

– Хухер-мухер, ардажер[2], – ответил я таким голосом, каким беседуют с тяжелобольными, и отключился.

А когда сунул мобильник в карман и вернулся, то оказалось, что все кардинально изменилось. Пролетарий и интеллигент стояли, смущенно потупившись, а люди в окружавшей их толпе ласково улыбались друг другу.