Остров Русь

Тощего милиционера Кубатай поймал за ухо и пригнул к земле. Коренастому отвесил такую оплеуху, что тот зашатался и отступил назад. А там его уже поджидал Кащей-пингвин! Он ловко подставил милиционеру ласту, и тот полетел в канаву.

— Бей ментов! — завопил Смолянин, подпрыгивая и отвешивая пинки тощему милиционеру. Холмс и Ватсон нерешительно топтались на месте, явно не готовые к нападению на представителей власти. К счастью, их вмешательство не понадобилось. Милиционеры позорно бежали. А мы не сговариваясь кинулись к электричке. Холмс так припустил, что мне пришлось спрыгнуть с его плеча и лететь следом, махая крыльями изо всех сил.

Ватсон, наверное, тоже перепугался. Он даже не стал восхищаться тем, что поезд двигается на электрической энергии. Заскочили мы в тамбур, причем я еле успел влететь между сходящихся дверей, и поезд тронулся.

— Костя, где ты, малыш?! — тревожно воскликнул Холмс. Я покружился рядом и сел ему на нос. Холмс успокоился и укоризненно сказал Кубатаю: — Генерал, стоило ли так… с полицией…

— Стоило, стоило, — хохотнул Кубатай.

— Что ж, вам виднее, — неохотно произнес Холмс. И мы в молчании поехали. Народа в тамбуре не было: видно, все пингвина боялись. Да и в вагоне через пять минут никого не осталось. Но мы туда не пошли, потому что Холмс, как всегда, дымил своей трубкой, давая время от времени затянуться разволновавшемуся Ватсону.

— Милиция — это мелочь… мусор, как метко сказал Смолянин, — веселился Кубатай. — Не то должно нас волновать! Стас! Как он захватил власть? Вот в чем вопрос! Давайте все подумаем!

Взрослые задумались. А я спорхнул с носа Холмса — очень уж там табаком воняло, подлетел к окну и стал любоваться пейзажем.

В Москве я был давным-давно, еще маленьким. И теперь разглядывал пригороды, мимо которых мы проезжали, пытаясь сообразить — настоящая это Москва или нет.

Вроде настоящая. Дома большие, люди все не ходят, а бегают, на каждом перекрестке бананами торгуют…

Электричка притормозила на какой-то станции, и в наш тамбур влетел молодой мужик с огромным чемоданом. Был он таким запыхавшимся, что пингвина даже и не заметил. Улыбнулся радостно и сказал:

— Еле успел! На последней секунде!

— Гонишь… — меланхолично ответил Смолянин. Мужик слегка смутился, но разговор продолжил:

— Вы небось приезжие?

— В какой-то мере, — осторожно ответил Холмс.

— Из провинции. За товаром, — вынес диагноз мужик. Все промолчали. И он, приняв молчание за согласие, вкрадчивым голосом пропел: — Хотите великолепную вещь предложу?

Все молчали.

— Набор посуды! — похлопывая по чемодану, продолжал мужик. — Швейцарский! Нержавеющий! Вилочки для куропаток, щипчики для фазаньих язычков, специальная кастрюлька для варки перепелиных яиц…

— Яйца любишь? — вступил в разговор Кащей. Мужик повернулся и впервые заметил, с кем он едет. Лицо его побледнело, он сглотнул и тихо сказал:

— Нет… никогда не ем. В них холестерина много!

— Ах, холестерина тебе много! — Кащей похлопал крылышками по бокам. — Тебе яйца наши не нравятся?!

Тут электричка притормозила, и мужик со своим чемоданом вылетел из тамбура. Пулей.^{107}

Все развеселились, и до Москвы мы ехали без приключений. Когда поезд медленно втянулся на вокзал, взрослые вышли, а я выпорхнул из вагона. Выпорхнул и сразу почувствовал знакомый с недавних пор запах. У мухи-то обоняние — ого-го! А милиционеры пахнут своеобразно, для мухи чем-то даже приятно…^{108} Через мгновение я их и увидел.

На перроне стояло штук двадцать милиционеров с дубинками, наручниками и автоматами. Все они хмуро смотрели на нас.

— Ох… — убитым голосом произнес Кубатай, обмякая. — Совсем забыл, что в двадцатом веке уже изобрели телефон…

Один из милиционеров поднял мегафон и заорал:

— Руки вверх! Шаг вправо, шаг влево — попытка к бегству! Взмах крыльями — провокация! Бросай оружие!

Ватсон тоненько охнул, стал медленно оседать и, наверное, упал бы, не подхвати его на руки Шерлок Холмс.

Кубатай преобразился. Грудь его выгнулась, как Дворцовый мост в Санкт-Петербурге, глаза метнули огонь, усы стали медленно приподниматься.

— Никогда! — воскликнул генерал. — Никогда Кубатай не бросал оружия!

Положение было хуже некуда. Московские милиционеры явно обиделись за своих мытищинских коллег. И тут Смолянин, нервно комкая юбку, заголосил:

— Люди добрые! Помогите! Честных людей обижают! Животных мучают! Помогите!

Я, конечно, догадывался, что это нам не поможет, но все-таки от смолянинской отваги стало приятно.

— Считаю до трех! — продолжал кричать милиционер. И торопливо начал считать: — Раз, два, два с половиной…

— Отставить! — раздался вдруг чей-то тонкий голос. Ватсон встрепенулся и начал озираться. А я благодаря своим мушиным глазам сразу увидел маленького, лет восьми-девяти, мальчика, который как раз вышел из соседнего вагона и наблюдал за происходящим.

А самое удивительное, что милиционеры его послушались! Опустили оружие… правда, лица у них при этом стали — смотреть страшно!

— Товарищ мальчик! — дрожащим от ненависти голосом произнес милиционер с мегафоном. — Это преступники!