Остров русалок

Глотать водяное дыхание — это такой процесс, с помощью которого хэнё набирают в легкие достаточно воздуха, чтобы погрузиться под воду. А сумбисори — особый звук вроде свиста или дельфиньего клича, который хэнё издают, всплывая на поверхность. Так они выпускают воздух из легких, а потом, уже на поверхности, делают глубокий вдох.

— Втянуть воздух нетрудно, — сказала моя мать. — Ты каждый день это делаешь, когда ходишь по земле.

— А вдруг там, на глубине, мне не хватит воздуха? — спросила Ми Чжа.

— Вдох, выдох. Все новенькие хэнё об этом волнуются, — отозвалась бабушка, прежде чем успела ответить мать. Бабушка временами была резковата с Ми Чжа.

— Тело само поймет, что ему делать, — успокоила Ми Чжа матушка. — А если не поймет, я буду рядом. Я отвечаю за то, чтобы каждая хэнё живой вернулась на берег. Я прислушиваюсь к сумбисори всех женщин в нашем кооперативе. Вместе эти звуки создают песню воздуха и ветра на Чеджудо. Наши сумбисори — это глубинный зов мира. Он связывает нас с будущим и с прошлым. Сумбисори позволяет девочкам, таким как вы, служить родителям, а потом и своим детям.

Эти слова меня успокоили, но тут я заметила, что Ми Чжа выжидающе поглядывает на меня. Вчера мы с ней договорились рассказать моей матери о том, что нас беспокоит. Ми Чжа про свою тревогу сказала, а вот я все не решалась. В море было много всяких смертельных опасностей, и меня это пугало. Но, хотя матушка и уверяла, что Ми Чжа ей как дочь, — и я была ей благодарна за любовь к моей подруге, — я-то действительно была ее дочерью, и мне не хотелось выглядеть хуже Ми Чжа.

Тут мать зашагала дальше, так что мне не пришлось ничего говорить. Мы с Ми Чжа двинулись следом, а за нами бабушка. По сторонам тянулись крытые соломой каменные дома. На главной площади не было никого, кроме женщин, — их тянули к морю соленый запах и шелест волн. Перед самым берегом мы остановились у зарослей дикого чернобыльника, нарвали немного листьев и сунули их к себе в корзины. Потом мы еще раз свернули и вышли на берег. Перевалив через острые скалистые выступы, мы добрались до бультока — места для огня. Это было круглое строение без крыши, сложенное из вулканических камней. Двери в нем тоже не было: изогнутые стены сходились с перехлестом, чтобы снаружи нельзя было заглянуть внутрь. Еще одно похожее сооружение стояло на мелководье — там люди мылись и стирали одежду. А у самого берега, где вода доходила всего лишь до колена, один участок был огорожен камнями. Туда с приливом заплывали анчоусы. С отливом рыбешки застревали в ловушке, а потом мы сетями собирали их.

Бультоков у нас в Хадо было семь — по одному на каждый районный кооператив. В нашем кооперативе насчитывалось тридцать женщин. Наверное, логично было бы направить выход из бультока к морю — хэнё же весь день ходят туда-сюда, — но на самом деле он был с другой стороны. Это давало дополнительную защиту от ветра, который все время дул с воды. Сквозь шум волн мы слышали из бультока женские голоса — хэнё смеялись, поддразнивали друг друга и громко обменивались привычными шутками. Когда мы вошли, все женщины, уже сидевшие внутри, обернулись посмотреть, кто пришел. Все они были в стеганых куртках и штанах.

Ми Чжа поставила корзину и поспешила к огню.

— Тебе теперь уже ни к чему возиться с огнем! — весело крикнула Ян До Сэн.

Эта скуластая женщина с острыми локтями единственная среди всех моих знакомых неизменно заплетала волосы в косы. До Сэн была чуть старше моей матери, и они очень дружили и работали в паре. Муж До Сэн дал ей всего одного сына и одну дочь — очень печально. Но наши семьи дружили и много общались, особенно после того, как муж До Сэн уехал в Японию работать на заводе. В последнее время каждый четвертый житель Чеджудо жил и работал где-нибудь в Японии — билет на паром туда стоил вдвое дешевле, чем мешок риса у нас на острове. Муж До Сэн работал в Хиросиме уже так давно, что я его и не помнила. Моя мать помогала До Сэн с ритуалами почитания предков, а До Сэн помогала матушке готовить на нашу семью, когда ритуалы проводили мы.

— Ты же больше не ученица, сегодня ты работаешь вместе с нами, — напомнила До Сэн. — Ну как, девочка, ты готова?

— Да, тетушка, — почтительно отозвалась Ми Чжа, поклонилась и попятилась от очага.

Остальные женщины засмеялись, и Ми Чжа покраснела.

— Да перестаньте вы ее дразнить, — сказала мать. — Девочкам сегодня и так есть о чем поволноваться.