Остров сбывшейся мечты

Яростно вытряхивая все из ящиков на песок, Вика убеждалась с каждым новым опустошенным ящиком, что еды нет. Нет. Она все съела. Пять банок с тушенкой и немного воды – вот весь ее запас. Она вывалила на песок содержимое небольшого ящика, помеченного красным крестом, и замерла перед последним – тем, в котором оставалось пять банок. Заглядывать в него было бессмысленно, но она все-таки вынула консервы, обреченно раскладывая их на песке.

И увидела на дне то, чего не замечала раньше, – тонкий пакет, в котором находилось что-то, почти сливавшееся по цвету с ящиком.

Вика с недоумением достала пакет, повертела его в руках.

Поначалу она не сразу осознала, что в нем, и лишь разорвав одну сторону и вытащив из него странную вещь, все поняла.

В руках у нее была веревка, на одном конце которой болталась петля.

Никаких сомнений быть не могло: Вика держала веревку, предназначенную для того, чтобы она могла повеситься. Петля хорошо скользила, веревка была длинной, и кольца мотка, упав ей под ноги, легли друг на друга, образуя неглубокий колодец с белым песком на дне. Остолбеневшая Вика потянула веревку, и кольца послушно поползли к ней. Один взгляд на лес убедил ее в том, что там найдется достаточно веток, к которым можно привязать конец веревки, и они не сломаются. Ящики, поставленные друга на друга, выдержат ее вес, и они достаточно легкие, чтобы Вика сама смогла дотащить их до нужного дерева.

Кто-то хорошо все продумал, облегчил Вике путь к смерти, избавляющей ее от ада Острова.

Он не просчитал лишь одного.

Стрежина была из тех людей, на которых можно давить, и они будут подчиняться чужой воле, но лишь до определенного предела. Дойдя до последней границы, после которой человек ломается, они становятся несгибаемыми – неожиданно для окружающих и зачастую для самих себя. Словно одной чертой подводится итог всему, сделанному раньше, но итог этот ровно противоположен ожидаемому: как если бы последний натиск противника не разбивал жалкие остатки армии в клочья, а наталкивался на глухую оборонительную стену там, где еще вчера не было ничего, кроме вырытых наспех окопов.

Сестра Нина, любящая доводить Вику до слез больше от скуки, чем по злобе, несколько раз на себе испытала, к чему приводят ее нападки, если не остановиться вовремя. Как-то раз она развлекалась тем, что в отсутствие родителей отбирала у Вики игрушки – одну за другой. Шестилетняя Вика бралась за кубики – и Нинка тотчас подвигала кубики к себе. Книжка бесцеремонно выхватывалась из рук и отправлялась в шкаф, который Вика не могла открыть сама. Так же последовательно скучающей Нинкой были отобраны у сестры мозаика, деревянный поезд и пластмассовый пони с обгрызенным хвостом.

Нине доставляло удовольствие наблюдать за сестрой, которая сначала надулась, затем губы ее задрожали, и Вика покраснела, как помидор. Следующим этапом должен был стать громкий рев, на который Нинка собиралась ответить брезгливым: «Да подавись ты своими игрушками, рева-корова!» Но до рева не дошло. Когда Нинка, подкравшись, выхватила у Вики старого вязаного щенка Тяпу, подаренного соседкой, – игрушку, горячо любимую Викой, – та вскочила и пошла на сестру с таким выражением, что Нинке стало не по себе. Лицо у Вики стало совсем красным, губы крепко сжались, а в глазах читалась ненависть. Она легко вытолкала оторопевшую Нинку из комнаты, закрыла дверь, собрала все игрушки, которые у нее отобрали, и спокойно играла до тех пор, пока изрядно струхнувшая Нинка не заглянула в комнату – убедиться, что Вика успокоилась. Девочка и в самом деле успокоилась, однако несколько дней старшая сестра вела себя тихо, опасаясь повторения инцидента.

Пару раз совершив одну и ту же ошибку, Нинка в дальнейшем стала осторожной и никогда в своей травле не доводила младшую сестру до последней степени отчаяния. Она знала, что для нее самой это может плохо закончиться.

В ту секунду, когда Вика Стрежина поняла, для чего в коробку с консервами положили веревку, кошмар, возведенный ее собственным сознанием, рухнул раз и навсегда. Словно кто-то провел чистой тряпкой по мутному стеклу, на котором фантазия подсказывала облики чудовищ, вырванных из ее снов, и стекло осталось лишь стеклом – чистым, прозрачным, за которым можно рассмотреть другой мир. Вернулись в океан мурены, по ночам заполняющие песок под Викиными ногами, растворились в небытии безголовые призраки; люди, преследовавшие девушку, ушли в песок, и только тихое шуршание осталось после них – слабый голос ветра, перекатывающего песчинки. Ушел самый главный страх – страх смерти в одиночестве, наполненном призраками. Петля на конце длинной веревки сделала Викторию Стрежину свободной. Она ясно ощутила, что одна на острове – совершенно одна, и никого не было рядом с ней все прошедшее время, и некого было умолять, чтобы ее отпустили, пощадили, избавили от мучений. В первый раз ее одиночество обернулось свободой.