Они кричали друг на друга, долго размахивали руками, а потом направились вдоль скал и скрылись из виду.
— Будь я проклята, но Гувер — редкостный негодяй! — воскликнула девушка, когда они ушли. — Теперь, когда ты застрелил Дика Комрела, ему придется в одиночку искать замок. Мерзавец! Лучше бы он оказался от меня по другую сторону Семи Морей! Роджер О’Фаррел отплатит ему за то, как он обращался со мной, клянусь тебе в этом, даже если я сама не смогу ему отомстить!
— За что отомстить? — с любопытством спросил я.
— Он смотрел на меня, как на обыкновенную женщину, а не как на товарища. Когда я пригрозила, что проткну его шпагой, он обругал меня и заявил во всеуслышание, что в один прекрасный день сделает меня покорной, как ручная овечка, а потом заставил высадиться на берег вместе с ним.
Девушка помолчала, потом внезапно сказала:
— Тысяча чертей! Долго мы будем здесь торчать? Я проголодалась.
— Подожди здесь, — ответил я. — Я выйду наружу и наберу диких фруктов, их здесь много.
— Отлично, — отозвалась она, — но мне бы хотелось чего-то посерьезнее фруктов. Клянусь Зевсом, в лодке есть хлеб, соленое и вяленое мясо, так что мы пойдем…
При упоминании о настоящей еде у меня потекли слюнки: вот уже неделю у меня не было во рту ни крошки хлеба, не говоря уже про мясо, однако я перебил ее:
— Ты в своем уме? Зачем же нам тогда эта пещера, если не для того, чтобы укрываться в ней? Ты непременно попадешь в лапы этих негодяев.
— А я говорю, что сейчас самое время пойти к лодке, — заявила она. — Ты же видел, что они были здесь впятером, остальные двое мертвы, значит, в лодке сейчас никого нет.
— Ну да, мы пойдем к лодке, и они как раз в это время вернутся на берег, — возразил я.
— Не вернутся. Они все еще ищут меня или уже пытаются отыскать замок. Говорю тебе, сейчас самый лучший момент для того, чтобы забрать еду.
— Ну, раз ты так уверена, тогда пошли. — Я сдался, и мы пустились в обратный путь.
Я внимательно смотрел по сторонам, нам никто не встретился. Вокруг стояла тишина, даже птицы умолкли. Я осмотрел свое оружие. Один из пистолетов убитого был разряжен, а порох во втором подмок, когда мы перебирались через водопад.
— А я заткнула дула своих пистолей шелком, — сказала Элен, заметив мои действия. — Вот, возьми и перезаряди их.
С этими словами она протянула мне надежно защищенную от воды роговую пороховницу с порохом и пулями. Я обсушил пистоли листьями и перезарядил их.
— Думаю, что лучше меня никто в мире не стреляет из пистолей, — не без хвастовства произнесла девушка, — но больше всего я люблю шпагу.
Она достала шпагу из ножен, и клинок со свистом разрезал воздух.
— Вы, моряки, редко оцениваете достоинства прямого клинка, — уверенно заявила она. — Погляди на себя с этой уродливой неуклюжей саблей. Я успею несколько раз проткнуть тебя, прежде чем ты поднимешь саблю для удара. Вот так!
Она сделала стремительное движение, и на землю упала прядь моих волос.
— Осторожнее обращайся с оружием, — сказал я, когда ко мне вернулся дар речи. — Побереги свою отвагу и ловкость для встречи с врагами. А сабля — отличное оружие для честного человека, который не привык к вашим французским штучкам.
— Роджер О’Фаррел знает цену шпаге, — сказала она. — Сердце радуется, когда слышишь, как она поет у него в руке, и видишь, как он накалывает на нее врагов, как на вертел.
— Идем, — коротко отозвался я. Меня снова покоробила ее грубость, и вовсе не хотелось слышать ее восхваления в адрес неизвестного мне пирата О’Фаррела.
Молча мы прошли скалы и ущелья и по густому лесу добрались до холма, выходившего на берег. Спустившись по его склону, мы подошли к лодке, которую действительно никто не сторожил.
Вокруг стояла такая тишина, что в ушах звенело. Солнце клонилось к закату и висело на западе, как окровавленный диск, птицы давно умолкли, и даже ветер совсем стих и не шелестел листвой.
Мы подошли к лодке и собрали себе узелок с хлебом и мясом. Мои пальцы дрожали от напряжения и волнения, пока мы снова не оказались на холме, — я был уверен в том, что пираты вернутся к лодке до темноты, а солнце уже заходило.
Только я об этом подумал, как раздался выстрел, и пуля обожгла мою щеку. К нам бежали Майк Донлер и Билл Харбор, выкрикивая на бегу проклятия и угрозы. Они заметили нас, возвращаясь к лодке, и теперь легко настигли, прежде чем мы успели опомниться.
Донлер, дико сверкая глазами, набросился на меня, кольца на его пальцах, пряжка на поясе и лезвие сабли блестели в лучах заходящего солнца. Распахнутая рубашка открывала широкую волосатую грудь, и я разрядил пистоль почти в упор. Он пошатнулся и заревел, словно раненый бизон. Однако у него еще хватило сил на сабельный удар, несмотря на смертельную рану. Я отразил этот удар и рассек его голову до самых бровей. Он упал замертво к моим ногам.
Я обернулся. Правду сказать, я побаивался за девушку, но увидел, что ей удалось выбить оружие из руки Харбора. На моих глазах она нанесла ему такой сильный удар в сердце, что шпага вышла наружу возле плеча.