Остров Смертушкин

И Ксавье ответил, что до места они доберутся на катере, принадлежащем его другу.

София всегда любила приключения. Смело ввязывалась в любые авантюры, наивно считая, что ее любовь к миру и людям – лучшая защита от чужой агрессии и подлости. Она легко сходилась с людьми, могла отправиться в гости к первому встречному, часто вела себя неосторожно, но ни разу в жизни не попадала в неприятности. Может быть, в этом ей помогала любовь Фортуны, но София считала это закономерностью, естественным следствием ее легкости и вечного предвкушения счастья.

Поэтому она подхватила свою тряпичную сумку, купила в дорогу пару бутылок простой воды и позволила Ксавье отвезти себя на дальний пустынный причал, где они действительно нашли небольшой катерок, в котором подремывал друг Ксавье.

Уже занимался рассвет.

Ксавье поддержал ее за локоть, когда она усаживалась в катер, заботливо укрыл ее плечи рыбацким брезентовым плащом. Катерок устремился вдаль, и София перебралась на корму – уселась по-турецки и жмурилась от счастья, точно довольная сытая кошка.

Мотор сильно шумел, так что в дороге они не разговаривали. Но в какой-то момент друг Ксавье остановил катер посреди океана и долил в бак бензина из припасенной канистры. Кажется, именно тогда она впервые ощутила небольшой укол волнения.

Время София не засекала, но ей показалось, что их путешествие длится намного дольше запланированных полутора часов. Да и эта заправка…

Солнце уже поднялось над горизонтом и припекало так, что ей пришлось повязать голову косынкой.

– Что-то долго мы едем.

– Не переживай, скоро уже будем на месте! Куда нам спешить – нас окружает вечность, – сверкнул белыми зубами Ксавье.

Наконец она увидела темные скалы и пляж, который показался ей мрачноватым. София даже улыбаться перестала, что случалось с ней очень редко.

– Давай выходи! – Что-то в интонации Ксавье изменилось.

Так София попала в деревню. Нет, в клетку ее не бросили – охотники (так в коммуне называли тех, кто ездил на Большую землю за мясом) разглядели в ней свою.

Конечно, она не сразу приняла свою судьбу. Были слезы, была единственная инфантильная попытка побега. Ей выделили небольшую хижину с прогнившим потолком, заметив, что, когда немного освоится, она сможет тут всё починить и обустроить по своему вкусу.

Ксавье ей помогал. Это потом София поняла, что ему назначили такую работу – промыть мозги новой пленнице. А тогда принимала его заботу за сочувствие. Ксавье казался ей такой же жертвой, как и она сама. София придумала себе историю о том, как он попал в страшную секту, как ему задурили голову чужими убеждениями. И они вместе уедут. Ксавье же охотник, он регулярно бывает на Большой земле. Убежать вместе с ним будет проще простого.

Но время шло, а ничего не менялось. По ощущениям Софии прошла целая вечность. На самом деле – четыре сезона дождей, а значит, примерно два года.

Человек ко всему привыкает. Вот и София привыкла и даже честно пыталась работать над собой – чтобы полюбить эти земли так, как любили их остальные жители коммуны. Но ничего не получалось, хотя притворялась она профессионально, как будто за ее плечами была театральная школа.

Однажды для нее привели мужа. Вот так запросто. Назначили мужчину, который будет теперь делить с ней постель и судьбу. София «проглотила» и это. Мужчина был тоже из новеньких. Видимо, Старик решил, что София поможет ему освоиться. И что любовь красивой молодой женщины примирит его с тем, что прошлое придется забыть навсегда.

Через какое-то время на свет появилась дочь, Тау. Тогда София впервые начала улыбаться искренне. Материнство стало ее спасением и единственной отрадой. Она понимала, что в коммуне не поощрялась гиперопека и чрезмерная привязанность к ребенку. Старалась быть осторожной.

В один прекрасный день ее муж бесследно исчез. Не появился на субботнем ритуале, и больше никто не упоминал его имени. София никогда не была к нему привязана, считала, что он себе на уме. Если бы они жили в Сан-Франциско, она рекомендовала бы ему обратиться к психотерапевту. Подавленное настроение и уныние очень опасны для здоровья.

Она, конечно, понимала, что случилась беда. Но здесь она ничего не могла изменить. За эти годы в ее этической картине мира здорово сбился прицел. София научилась без эмоций отворачиваться от чужой беды и боли.

Теперь она делила хижину только с подрастающей дочкой и хотя бы в стенах своего дома могла не притворяться, быть самой собой.

Необычное имя – Тау – придумала она. Так звали ее старую подругу, художницу. Софии казалось, что это имя – тоненький веревочный мостик, который ведет в ее прошлое.

Первые годы все происходящее на острове казалось ей чудовищным. Если ей поручали принести к клеткам жбан с водой, она, конечно, не отказывалась, но старалась управиться побыстрее и не смотреть пленникам в глаза. Она никогда не отзывалась, если к ней обращались люди, которым суждено было стать кормом.