Остров Смертушкин

– Случайно… Я всю жизнь будто по кругу бегала, и каждый следующий круг был шире предыдущего, но сюжет оставался одним и тем же. Словно я была рождена для того, чтобы проживать одну и ту же историю тысячи раз. И вот теперь я здесь.

– Знаешь, а ведь я хотел здесь оказаться. То есть, если бы я знал, что тут происходит, я бы никогда… Но была череда каких-то неслучайных случайностей. Мне в руки попала странная книга. У меня и времени-то читать никогда не было, но тут увлекся. В книге была карта. И вот… – Он развел руками.

– Что же мы будем делать? Пойдем дальше и попробуем найти какой-нибудь пляж? Спрячемся и будем ждать корабль?

– Я думаю, нам стоит провести ночь здесь. Глупо идти по лесу в темноте.

Они немного помолчали. Лариса была мастерицей легких светских бесед, это была ее священная сиддха. Она всегда гордилась тем, что может и мертвого разговорить. Особенно мужчину. Она могла «считать» с любого мужчины настроение и мгновенно подстроиться – сказать именно то, что он желает в данный момент услышать. Наверное, это и позволило ей столько лет держаться на плаву. Москва – жестокий город. Особенно он беспощаден к стареющим красавицам вроде нее. Но талант произнести нужные слова в нужный момент ценится намного дороже юности и свежести.

Но сейчас все слова исчезли, испарились из ее головы.

– В Книге Апокалипсиса говорится, что настанет день – и все мертвые поднимутся из земли. Я долго об этом думал. Что это могло бы означать? – вдруг ни с того ни с сего спросил Роман.

– Человек человеку – волк, – неловко пошутила она.

– Нет, ну, правда! Как мертвые могут подняться?

– Нельзя же так серьезно всё воспринимать. Это просто сказка.

– Не бывает просто сказок, в том-то и дело. Каждая сказка что-то значит. Это шифр! Как карта, на которой указано, где зарыт клад. Об этом еще Фрейд писал, начитавшийся Платона.

– Про Фрейда я знаю только…

– Да на тебя стоит мельком взглянуть, и сразу понятно, что именно ты знаешь про Фрейда, – перебил ее Роман. – Я таких, как ты, в Москве много встречал.

– Таких – это каких же? – Лариса, кажется, впервые ему улыбнулась. Как и все эгоистки, она воспринимала чужое внимание как целительный бальзам.

– Таких, – упрямо повторил он. – Так вот, это может означать то, что однажды утром все люди проснутся и вспомнят про себя всё-всё. Как они рождались сотни раз, как кого-то любили, как убивали и умирали. И наступит вавилонское столпотворение, это и будет апокалипсис.

– Глубокомысленно, – хмыкнула Лариса. – Но знаешь, мне кажется, мы этого не увидим.

* * *

Настя сидела на циновке, сплетенной из высушенных пальмовых листьев. Перед ней стояло деревянное блюдо с самыми лучшими деликатесами, какие только можно было найти на этом острове. Сочащиеся оранжевым соком неведомые фрукты, ломтики свежевыловленного тунца, присыпанные пряностями, самодельные конфеты из дробленых орехов и кокосового масла. Эта трапеза была похожа на пир из «Тысячи и одной ночи», но аппетита у Насти не было. За прошедшие дни она так и не привыкла к своему новому состоянию – много лет она жила как в тумане и вдруг пробудилась, увидела мир во всей его яркости и полноте. На периферии ее сознания даже мелькнула мысль: как было бы здорово хотя бы на денек вернуться в Москву вот такой просветленной способной реагировать на мир. Тогда она смогла бы хоть раз в жизни поговорить по душам с матерью, купить самую дорогую коробку швейцарского шоколада и отнести ее своему лечащему психиатру, и Настина внезапная адекватность стала бы важной звездочкой на его карьерном фюзеляже. Но сожаления и грусти не было. Настино предназначение – быть обрученной с вечностью и сотворить смерть. Для тех, кого череда неслучайных случайностей собрала под одним клочком блеклого экваториального неба.

Женщин, которых назначали на роль «невесты вулкана», всегда тщательно готовили к мрачному бракосочетанию. На острове не было ни косметологов, ни парикмахеров, но как будто сама природа делилась с избранницами частью своей красоты. Они умирали прекрасными.

Настя чувствовала себя невестой, которая выходит за короля. Обнаженная, она легла на широкую деревянную лавку в тени раскидистых деревьев. Над нею хлопотали женщины. На лицо нанесли теплую покалывающую смесь, пахнущую болотной тиной. Волосы промыли чистейшей водой из горного источника и заплели в толстую косу, закрепив ее на манер диадемы. Тело долго массировали бруском пчелиного воска, тающего от соприкосновения с горячей кожей. Сильные пальцы женщин размяли ей каждый пальчик, каждую косточку. Настя не стеснялась отдаться чувственной радости каждой клеточкой тела и каждым уголком сознания. Время словно перестало существовать, и когда чьи-то прохладные руки легонько похлопали ее по плечу, она даже удивилась, что придется вернуться в реальность из этого сладчайшего блаженства, похожего на посмертие бодхисаттвы.

Ей на плечи накинули легкую полупрозрачную ткань, белоснежную, как облако. На тыльной стороне ее ладоней с помощью заточенной палочки, которую макали в красную глину, нарисовали причудливые узоры.

– Пора, – сказала одна из женщин.