Блинство-то какое. Впору потихоньку начинать впадать в панику. Елки-иголки, темнеет ведь уже! Мне что, в лесу ночевать, что ли? А если бродить в темноте – окончательно заблужусь. Куда уж окончательнее??! Хорошо хоть жара спала. Встряхиваюсь. Беру себя в руки. Мысленно отвешиваю себе могучего пинка за то, что вообще сегодня гулять поперся. Сидел бы сейчас дома, в «Штурм Авалона» играл. Так, встрепенулись малость, теперь нужно срочно подумать о высоком: где и как провести ночь? Раз уж лес этот в доску такой незнакомый и все здесь чужое да подозрительное – одни развалины чего стоят, то и местные звери-животные могут оказаться, не в пример нашим, злыми и кусачими. Ищу подходящее дерево, ночевать буду аки птаха дурная, на ветке.
Нахожу. Я-то, дурак, дуб с нашей заветной поляны наивно великаном считал. Монстр, на которого натыкаюсь, – ну просто баобаб-переросток какой-то. Под его ветвями скрывается такой величины поляна, что дальний край самым натуральным образом тонет в неотвратимо сгущающихся сумерках. Лады, договорились. Здесь и заночуем. Мысль о том, что на такого лесного мутанта-великана легко залезет даже самый тяжелый из местных хЫшников, приходит в ушибленную голову слишком поздно, чтобы попытаться найти что-то взамен. Будем очень надеяться, что этой ночью все окрестные медведи и прочие лоси будут спать, так же как и я. Да и темно уже. Не найду я нифига ничего путного. До нижней ветки карабкаюсь по выступам и трещинам, коими обильно иссечена вся кора лесного старожила.
Хмым, а не зря я полез на этот кустик. На высоте примерно метров в десять-двенадцать нахожу могучее дупло. Пошуровав в нем на всякий случай свежевыломанной веткой – ну как спрятался кто, как я, голодный и сердитый, – пытаюсь залезть внутрь целиком. Эх, заходилово узковато! Хорошо, что я тощий, но плохо, что высокий, а не наоборот. Ну и ладно, пока в некоторых местах еще сгибаюсь, а больше и не надо. В итоге, довольно сносно свернувшись калачиком, наконец-то устраиваюсь на ночлег. В дупле вполне себе уютно и даже почти удобно, сухо и сквозняка нет. Единственный минус в сложившейся ситуации – футболка и шорты – не самая лучшая одежда для ночевок в лесу. Хорошо, что не зима нынче случилась, а то бы совсем пропал, блин. Из веток, листвы и прочей лабуды сооружаю себе подобие постели, здорово смахивающей на гнездо какого-нибудь одинокого птеродактиля. Все. Сил больше нет. Слишком напряженный денек нынче выдался! Завтра будем разбираться, что почем и где к чему. Деловито валюсь с копыт. Засыпаю мгновенно, под недовольное, голодное бурчание некормленого с утра брюха и, ставшее уже практически привычным, тихое потрескивание разнесчастной головы.
Обычно разбудить меня довольно просто, во всяком случае, вполне сопоставимо со средней по масштабности общевойсковой операцией. Я вообще на подъем легкий, местами даже жаворонок! Хоть и люблю поспать всласть и до первого обеда. Вот только люди, собравшиеся на дубовой поляне, галдят здесь уже, походу, давно, громко и до отвращения старательно. Просыпаюсь же я самостоятельно, по нужде, так сказать. Малой. Хорошо хоть кошмары ночью не мучили. И без них впечатлений хватает! По ощущениям, вроде рано еще. Часов шесть. Мои старенькие «Casio», правда, показывают уже ровно полдень. Понятно, сразу вылезать к почтенной публике, видимо, не стоит. Тихонько сижу, соображаю на слегка отоспавшуюся голову, кого это занесло в такую глушь и в такую рань. Да вот еще, почему это они калякают не по-нашему? И говорок у них такой странный. Ни слова не понятно. Гыр-гыр-гыр, ла-ла-ла. На английско-немецко-итальяно-французско-испанский и даже на японский не похоже ни фига. Уж эти-то языки я на слух различаю, какой-никакой опыт общения есть, обратно по спортивной линии. А тут вообще, черт-те кто: ваххабиты, наверное, ну или гунганы там какие-нибудь парнокопытные.
Ладно, так далеко не уедешь. Гадать можно хоть до зимы. Придется выглянуть маленечко, посмотреть глазами, раз уши – не помощники. Осторожно высовываю из дупла нос, один глаз и краешек уха – ни фига не видно, зато становится лучше слышно. Почему-то галдеж моментально стихает. Отчетливо слышен злой и визгливый голос. Команды – так властно и таким тоном отдают именно их – сыплются быстро, обильно, но недолго. Высунувшись чуть не по пояс из своего убежища, успеваю увидеть, как поляну бодро покидают с полсотни одинаково одетых и, что характерно, вооруженных людей. Форма одежды – местная разновидность камуфляжа – с десяток оттенков зеленого и золотистого вперемешку с радикальным коричневым. Куртки густо обшиты металлическими пластинами и бляхами, широкие брюки заправлены в невысокие черные или коричневые сапоги. И практически у каждого наиболее полно представлены просторные темно-зеленые плащи с глубокими капюшонами.
А вот вооружены они и того необычнее. Толкинисты, что ли, тут тусуются? У каждого – на поясе полуторный, широкий меч да длинный и узкий кинжал, в руках – короткие копья, длинные луки, тяжелые арбалеты, колчаны там всякие расписные и прочая фэнтезийная снасть.