«Не хочу!» — мысленно заорал я, а капитан подтолкнул меня к выходу из комнаты.
«Стой!» — рявкнул чужак — у меня чуть голова не лопнула.
Снаружи долетел новый крик — человек умирал и кричал сквозь свою смерть.
— Джим, быстрей, — прошипел мистер Смоллет. — Пошел! — Он шлепнул Сильвера по спине, отдавая «бывшему навигатору» часть своих сил. Не своих — отнятых у бездыханных маньяков и у толпы, которая валила по дороге, топча нашего капитана. Каждый, кто наступил, поплатился…
— Он запрещает, — вымолвил я, не зная, что делать.
— Кто? — Мистер Смоллет подхватил Тома, готовый бежать.
— Чужак… покровитель.
— Ч-черт! — Капитан оглянулся — видимо, искал, у кого можно забрать еще сил. Не нашел. — Держи, — он передал лисовина Мэю; тот перекинул Тома через плечо. — Бегите. Глайдер там, — он махнул рукой, указывая сквозь здание, и обернулся ко мне. — Что ему надо?
— Чтоб я увидел…
«Бывший навигатор» не желал уходить без мистера Смоллета, но Мэй решительно дернул его за собой к дверному проему. Они скрылись, а мистер Смоллет толкнул меня обратно к окну.
— Смотри.
Поверх голов было видно место казни. Трое перьевичков стояли над двумя коричневыми «яйцами» и бдительно их охраняли, а на белом пятне лежал голый Хэндс — на боку, согнув одну ногу и упираясь локтем, пытаясь подняться. Он был весь в крови, особенно голова — светлые волосы стали красными, изо рта кровь текла ручьем. Я не признал бы его, если бы не знакомые черные брови. Пилот дергался, голова моталась, и он кричал и хрипел, намертво приклеенный к земле белой штукой. Вот почему ребята из экипажей Флинта рвались убежать, но не могли сдвинуться с места.
Театр. Зрители были внизу и наверху. Безумные люди, замершие у стен домов, глядящие из окон; и с десяток огромных черных дыр в небе, из которых истекала невидимая мерзость. Я бросил на них лишь один взгляд — и больше не смог. Если долго смотреть, то умрешь.
Мистер Смоллет отшатнулся от окна и привалился к стене; с лица уходила жизнь. Ему вовсе нельзя было смотреть.
— Зачем? — шепнул он. — Спроси у него.
«Зачем смотреть?» — обратился я к чужаку. Где он? Которое из черных пятен в небе? Или, быть может, мой покровитель — не из тех гадостей?
«Твой старший велел понять». Что такое? Ах да: мистер Смоллет приказал Крису Деллу разобраться, что к чему. «И уничтожить», — напомнил чужак.
Перьевички подняли с земли оба «яйца». Протянули их тому, который первым разбил свое. Он срезал у «яиц» верхушки, и один из перьевичков начал бережно выливать белый клей на Хэндса. Сначала на ноги, потом на бедра. Пилот дергался, как попавшая в паутину мушина. Другой перьевичок подступил с головы. Далеко вытянул руки, чтобы не угодить в клей на земле, и аккуратно полил Хэндса выше пояса — торс, руки, плечи. Клей схватывался и застывал, Хэндс хрипел, но дергаться уже не мог, и только залитая кровью голова еще моталась. Наконец и ее залили. Белая масса стекла на лицо, затянула глаза, нос и рот. Слава богу — ему больше не мучиться…
Перьевичок — тот, что разбил «яйцо» оземь, — выудил из-под одежды металлический штырь, изогнулся, дотягиваясь до пилота, и провел концом штыря по лицу. Мне послышалось натужное дыхание, хотя Хэндс был слишком далеко, чтобы я услышал. Разрезали пленку между губами, и он по-прежнему мог дышать.
Я не смел нарушить приказ чужака. Так и стоял, вцепившись в край оконного проема, и смотрел на фигуру в центре перекрестка. Белое на белом. Неподвижное. Еще живое. А-а, будь они прокляты!..
Что-то случилось. Я вдруг оказался на полу, а мистер Смоллет навалился сверху, зажимая мне рот ладонью.
— Молчи. Джим, тихо.
Разве я кричал? Не помню. Наверно, кричал, потому что и сейчас хотелось забиться, замолотить кулаками, разрыдаться. Мистер Смоллет не дал шевельнуться. Я мяукнул из-под его ладони и задавил подступавшую истерику.
Капитан отпустил меня, оглянулся на окно. В проем была видна крыша дома напротив. Просто ровная линия, над которой начиналось небо. Узкая синяя полоска — небесных гадостей из комнаты было не видать.
«Смотри», — снова безжалостно потребовал чужак.
Снаружи завыла толпа. Я перевернулся на бок, желая уползти куда-нибудь, где ничего не видно и не слышно.
— Смотреть? — спросил мистер Смоллет.
Я покорно кивнул.
Он подтащил меня к окну, поставил, придерживая за пояс. Толпа бесновалась. Из разинутых ртов неслись вопли, руки колотили воздух, ноги плясали. В доме напротив кто-то выпал из окна. «Наши» маньяки бесновались вместе со всеми.
Я заставил себя взглянуть в центр перекрестка. Три пляшущих перьевичка и белая фигура на белом пятне. От нее поднимался дымок. Тело Хэндса, облитое белым клеем, дымилось, а изо рта на клей падали красные капли. И еще что-то сыпалось сверху — красивое, разноцветное. Очень знакомое. Перья.