Мороз усиливался; от сухого, безветренного воздуха захватывало дыхание. Луна зашла, но звезды еще сияли, и снег блестел ясно и весело. Дик уже почти пересек все поле, лежавшее между Шорби и лесом, подошел к маленькому холму и находился в какой-нибудь сотне ярдов от креста святой Невесты, как вдруг тишину утра прорезал звук трубы. Никогда еще не слыхал он такого ясного и пронзительного звука. Труба пропела и смолкла, опять пропела, потом послышался лязг оружия.
Молодой Шелтон прислушался, вытащил меч и помчался вверх по холму.
Он увидел крест; на дороге перед крестом происходила яростная схватка. Нападающих было человек семь или восемь, а защищался только один; но он защищался так проворно и ловко, так отчаянно кидался на своих противников, так искусно держался на льду, что, прежде чем Дик подоспел, он уже убил одного и ранил другого, а остальные нападавшие отступили.
Было просто чудом, что он еще держался. Малейшая случайность — поскользнись он, промахнись рука, — стоила бы ему жизни.
— Держитесь, сэр! Иду вам на помощь! — воскликнул Ричард и с криком: — Да здравствует Черная стрела! Да здравствует Черная стрела! — бросился с тылу на нападающих, забыв, что он один и что возглас этот сейчас неуместен.
Но нападающие были храбрые ребята, они не дрогнули; обернувшись, они яростно обрушились на Дика. Четверо против одного, — сталь сверкала над ним при звездном сиянии. Искры летели во все стороны. Один из его противников упал, — в пылу битвы Дик едва понял, что случилось; потом он сам получил удар по голове; стальной шлем под капюшоном выдержал удар, однако Дик опустился на колено, и мысли его закружились, словно крылья ветряной мельницы.
Человек, к которому Дик пришел на помощь, вместо того чтобы теперь помочь ему, отскочил в сторону и снова затрубил, еще пронзительнее и громче, чем раньше. Противники опять бросились на него, и он снова летал, нападал, прыгал, наносил смертельные удары, падал на одно колено, пользуясь то кинжалом и мечом, то ногами и руками с несокрушимой смелостью, лихорадочной энергией и быстротой.
Но резкий призыв был наконец услышан. Раздался заглушенный снегом топот копыт… Уже мечи были занесены над горлом Дика, когда из лесу с двух сторон хлынули потоки вооруженных всадников, закованных в железо, с опущенными забралами, с копьями наперевес, с обнаженными и поднятыми мечами. У каждого всадника за спиной сидел стрелок; эти стрелки один за другим соскакивали на землю, удвоив численность отряда.
Нападавшие, видя себя окруженными, молча побросали оружие.
— Схватить этих людей! — сказал человек с трубой, и, когда его приказание было исполнено, он подошел к Дику и заглянул ему в лицо.
Дик тоже посмотрел на него и удивился, увидев, что человек, проявивший такую силу, такую ловкость и энергию, был юноша, не старше его самого, слабого телосложения, кривобокий, с бледным, болезненным и безобразным лицом[101]
. Но глаза его глядели ясно и отважно.— Сэр, — сказал юноша, — вы подоспели ко мне как раз вовремя.
— Милорд, — ответил Дик, смутно догадываясь, что перед ним знатный вельможа, — вы так удивительно владеете мечом, что, я уверен, справились бы с нападающими и без меня. Однако мне очень повезло, что ваши люди не запоздали.
— Как вы узнали, кто я? — спросил незнакомец.
— Даже сейчас, милорд, я не знаю, с кем говорю,— ответил Дик.
— Так ли это? — спросил юноша. — Зачем же вы очертя голову ринулись в эту неравную битву?
— Я увидел, что один человек храбро дерется против многих, — ответил Дик,— и счел бы бесчестным не помочь ему.
Презрительная усмешка появилась на губах молодого вельможи, когда он ответил:
— Отважные слова! Но, самое главное, за кого вы стоите: за Ланкастер или за Йорк?
— Милорд, я не делаю из этого тайны: я стою за Йорк, — ответил Дик.
— Клянусь небом, — вскричал юноша, — вам повезло!
И он обернулся к одному из своих приближенных.
— Дайте мне посмотреть…— продолжал он тем же презрительным, жестким тоном, — дайте мне посмотреть на праведную кончину этих храбрых джентльменов. Повесьте их!
Только пятеро из нападавших были еще живы. Стрелки схватили их за руки, поспешно отвели к опушке леса и поставили под дерево подходящей высоты; приладили веревки. Стрелки, с концами веревок в руках, быстро взобрались на дерево. Не прошло и минуты, как все было кончено. Пять человек, вздернутые за шеи, качались в воздухе.
— А теперь, — крикнул уродливый предводитель,— возвращайтесь на свои места и, когда я в следующий раз позову вас, будьте попроворней!
— Милорд герцог, — сказал один из подчиненных,— молю вас, не стойте здесь один! Оставьте при себе хотя бы горсть воинов.
— Любезный, — сказал герцог, — я не выбранил вас за опоздание, так не перечьте мне. Я верю своей руке, несмотря на то что горбат. Когда звучала труба, ты медлил, а теперь ты слишком торопишься со своими советами. Но так уж повелось: последний в битве — всегда первый в разговоре. Впредь пусть будет наоборот.
И суровым, не лишенным благородства жестом он удалил их.
Снова пехотинцы уселись на крупы коней за спинами всадников, и отряд исчез.