Однако моя мать, несмотря на весь свой испуг, не соглашалась взять ни больше, ни меньше того, что ей следовало получить за долг. Она говорила, что теперь еще нет семи часов, и что она успеет покончить с этим. Она еще спорила со мной, когда далеко от холма донесся тихий свист. Этого было достаточно для нас:
— Я возьму то, что успела отсчитать! — сказала мать, вскакивая на ноги.
— А я прихвачу еще это для ровного счета! — прибавил я, беря сверток в клеенке.
Через минуту мы были уже внизу, оставив свечку около пустого сундука, а еще через мгновение открыли дверь и очутились на свободе. Нельзя было терять ни секунды. Туман быстро рассеивался, и на небе уже светил полный месяц; только около порога н двери была легкая тень, точно для того, чтобы скрыть— первые шаги нашего бегства. Вся дорога в деревню была залита ярким лунным светом. Но это было еще не все: до нашего слуха уже доносились звуки шагов, и когда мы взглянули по направлению их, то увидели толпу людей, быстро приближавшихся к нашему дому, один из них нес фонарь.
— Дорогой мой, — сказала вдруг моя мать, — бери деньги и беги. Я чувствую, что сейчас упаду в обморок!
Это было самое худшее, что только могло с нами случиться. Как я проклинал трусость соседей, как осуждал мать за ее честность, за ее прошлую безумную смелость и теперешнюю слабость!
Мы были у самого мостика через ручеек. Я помог матери спуститься с берега, но тут она потеряла сознание и упала на меня всей тяжестью. Не знаю, как хватило у меня сил поддержать ее, и боюсь, что это было сделано не слишком нежно, я протащил ее несколько шагов вниз по берегу и положил под арку моста. Дальше я не мог ее вести, потому что мост был слишком низок. И так остались мы здесь ждать на расстоянии голоса от нашего постоялого двора.
ГЛАВА V
Смерть слепого
Любопытство, однако, оказалось сильнее страха, и я не в силах был оставаться в своем убежище. Я ползком добрался снова до края дороги, откуда, прячась за кустом, мог видеть пространство около нашего дома. Едва занял я свое место, как показалась толпа человек в семь или восемь, которые спешили к дому, тяжелые шаги их гулко отдавались в воздухе. Впереди шел человек с фонарем в руках. За ним трое бежали, держась за руки и, несмотря на туман, я разглядел, что средний из них был слепой нищий. Через секунду он заговорил, и я убедился, что был прав.
— Ломайте дверь! — кричал он.
Двое или трое бросились к дому. Затем наступила пауза. Нападающие тихо переговаривались между собой, точно пораженные тем, что дверь оказалась незапертой. Но пауза длилась недолго, и слепой снова стал отдавать приказания. Голос его звучал еще выше и громче, и в нем слышалось бешенство.
— В дом, в дом! — кричал он, сыпля проклятиями за промедление товарищей.
Четверо или пятеро человек послушались, двое остались на дороге со слепым. Снова наступила пауза; затем раздался крик удивления и голос из дому:
— Билл мертв!
Слепой снова разразился бранью.
— Обыщите его, лентяи, а остальные пускай бегут наверх за сундуком! — кричал он.
Я слышал, как скрипели ступеньки нашей старой лестницы под их тяжелыми шагами, и, вероятно, дрожал весь дом. Вскоре раздались новые крики. Окно из комнаты капитана с треском отворилось, и послышался звон разбитого стекла. Один из негодяев высунулся до половины в окно, ярко освещенный месяцем, и обратился к слепому, стоявшему внизу на дороге:
— Пью, здесь уже побывали раньше нас — все вещи из сундука выворочены и брошены!
— Здесь ли «это»? — заревел Пью.
— Деньги здесь!
Слепой послал проклятие по адресу денег.
— Я говорю о свертке с бумагами Флинта! — вскричал он.
— Здесь нигде не видно его! — отвечал другой.
— Эй, вы там, внизу, на Билле он? — снова закричал слепой.
В дверях показался один из тех, которые оставались внизу обыскивать тело капитана.
— На Билле мы уже все осмотрели, — сказал он. — Ничего не оставлено!
— Это, наверное, дело рук хозяев таверны, это все тот мальчишка! Хотел бы я вырвать ему глаза! — кричал слепой Пью. — Ищите хорошенько, молодцы, и найдите их!
— Конечно, это они, вот здесь и свечку свою оставили! — отозвался тот, который стоял у окна.
— Шарьте везде и найдите их! Переверните все в доме вверх дном! — ревел Пью, стуча палкой в землю.
И вот в нашем постоялом дворе начали бесцеремонно хозяйничать три негодяя, перевертывая все вверх дном, шаря, швыряя и ломая мебель и все вещи; от тяжелого стука ног и хлопанья дверей проснулось даже эхо в соседних скалах. Наконец они, один за другим, вышли из дому на дорогу и объявили, что никого не могли найти. В это мгновение донесся такой же свист, как слышался и раньше, только теперь он повторился два раза. Прежде я думал, что это была труба слепого, которой он созывал своих товарищей для нападения, но, вероятно, это был сигнал с той стороны холмов, которая спускалась к деревушке, — сигнал для предупреждения разбойников об опасности.
— Это снова Дирк! — сказал кто-то. — И двойной сигнал! Надо нам убираться отсюда восвояси!