Остров страха

«Глаза у него — что хрустальные стаканы, — рассказывал Николай. — Блестят, но пустые. Сидит, о чем-то думает, а из носа и ушей дым валит, как у черта».

Проверять достоверность рассказа никто не решился. Народ в Подгорном, особенно местный женский актив, обильно распространяющий слухи, — Мария Лобова, вдовствующая домохозяйка и мать инвалида Стёпки, ее соседка Оксана Афанасьева, разведенная и пьющая — к подобным вещам относился всерьез. Люди, привыкшие жить в глуши, допускали, что в лесах обитают духи, особенно ближе к Озеру (не говоря уже об Острове!), и не все они бывают добрыми. Возможно, кто-то из духов делит одно физическое тело с Ключником. Старик прожил немало лет и по всем параметрам давно должен кормить червей, однако год за годом в летний зной и в февральскую метель усаживается он на скамейку возле рельсов и дымит папиросой, а две одинокие курицы все так же бегают по двору его покосившейся избенки. Наверняка спутался с нечистой силой.

Так и сидел Ключник Егор на краю хутора, служа семафором для редких железнодорожных составов. Машинисты локомотивов уже привыкли к нему и, завидев издали, давали приветственный гудок. Однако старик не реагировал, только рука подносила к губам папироску и затем плавно опускалась на колено.

3

Однажды негласное табу было нарушено. Нарушителем выступил тот, от кого больше всего и ожидали глупостей, ибо некоторая глупость присутствовала в нем с рождения.

Степка-убогий отважился приблизиться к Ключнику в минуты медитации. Его мать, Марию Петровну Лобову, едва не хватил удар.

Степке весной исполнилось восемнадцать. Непригодность к армейской службе, да и к какой-либо активной деятельности вообще, стала очевидна еще в детстве. Во-первых, парень хромал, припадая на правую ногу и подтаскивая левую; во-вторых, в его бездонных голубых глазах мыслей таилось едва ли больше, чем у стареющего хуторского мерина Федяки, на котором когда-то возили молоко и мясо в районный центр; в разговорах с людьми Степка оперировал исключительно короткими простыми предложениями, от него никто никогда не слышал стихов или подробных пересказов увиденного фильма — только «снег падает», «чаю дай» или «спать пойду». Так он и крутился всю жизнь подле матери и отца. Правда, отец вскорости умер, простудившись во время опрометчивого купания в октябрьском Озере, и присмотреть, кроме матери Марии Петровны, за пацаном было некому.

Рос парнишка диковатым, помогал Марии по хозяйству, насколько позволяли физические кондиции и интеллект, учился писать и читать по методическим пособиям с помощью девчонки Насти, дочери Дровосека Николая, опережавшей парня в возрасте на семь лет. Когда Настя выросла и уехала в Челябинск учиться на экономиста, Степка одичал совсем. В свободное от хозяйства время рыскал по лесам в поисках ягод и грибов или сидел с удочкой на каменистом берегу Озера к юго-западу от Хутора. Но оставался вполне безвредным и добродушным.

Однажды Степка присел на скамейку рядом с Ключником. Только что прошел поезд, запыленный пассажирский состав из трех вагонов, следующий из Кыштыма до Тупика. Старик Егор, как и прежде, не подавал признаков жизни, лишь молча поднимал и опускал руку с тлеющей папиросой. Остекленевшие глаза смотрели вперед, на молчаливый лес за железной дорогой. Присутствия потенциального собеседника он, кажется, и не заметил.

Впрочем, молчание, нарушаемое лишь щебетаньем птиц, длилось недолго. Ключник сказал всего одно слово:

— Проснулся…

Рука с папиросой поднялась, но замерла в нескольких сантиметрах от губ.

Поначалу бесхитростный Степка ничего не разобрал — настолько странно звучал голос старика, похожий на карканье вороны.

— А? — на всякий случай уточнил мальчик.

Но ответа не последовало. Ключник механическим движением отбросил окурок, сложил руки на коленях и продолжил изучать лес. Неизвестно, сколько бы они еще так просидели, думая каждый о своем, но старик заговорил снова — выбирая каждое слово тщательно и аккуратно, будто вынимая его изо рта, как отколовшийся зуб:

— Проснулся… и проголодался. Я давно за ним наблюдаю… и вот что скажу…

Степка подобрался.

— Если доберешься до Острова, будет тебе… много чего… но никто не доберется… а я там был…

Он повернулся к Степану, и стало ясно, что он вполне осознает, где находится.

— Не знал? — Глаза его светились торжеством. — Да, откуда ж ты можешь знать, когда не знает никто… я дошел до Острова… почти…

Степану так отчаянно хотелось услышать продолжение, что он не замечал ползущей по подбородку слюны.

— Я зашел дальше всех. — Егор вздохнул, потер колени. Потом обернулся к Хутору, оглядел готовящиеся к ночи избы и заговорщически подмигнул.

— Хочешь знать?

Степан поймал слюну языком.

Егор поднялся со скамьи, бросил еще один тревожный взгляд на свой дом. Если бы его могли видеть взрослые жители Хутора — те, что считали старика спятившим — они были бы потрясены. Глаза Ключника пылали огнем, морщины стали разглаживаться, кожа лоснилась и блестела в лучах заходящего солнца.

— Идем, — сказал Егор.