Остров Святой Елены

Лена долго потом сидела в коридоре с трубкой в руках и не сразу услышала громкий стук в спальне. Когда она вбежала в комнату, то увидела сухенькое Мамино тельце, лежащее на полу с иконой святого Николая на голове. Икона упала и сильно ударила Маму. Та усмотрела в этом событии страшный мистический смысл и в больнице — от страха, не от ушиба — умерла. Лена похоронила ее на хорошем месте, в самом центре кладбища. Она не плакала, но душою сильно скукожилась и такая осталась уже навсегда. Маринка принесла водку, и они пили ее на могиле, хотя Маме бы это не понравилось, как и пепел Маринкиных сигарет, летящий прямо в лицо на временном деревянном памятнике.

Лена начала готовиться к приему Николя. Она отмыла Мамину комнату и купила новый диван. Поменяла шторы и достала из шкафа парадный сервиз, на который Мама не разрешала даже смотреть. Почему-то Лена была уверена, что на пенсии а ждать осталось недолго — Николя будет заброшен и никто, кроме Лены, не будет за ним ухаживать.

Через два года после смерти Мамы Лена еще раз позвонила Николя и сказала, что остров готов. Николя спросил: Эльба? или все-таки святая Елена? — намекая на выбор между бегством и смертью. Лена сказала, что Корсика, и Николя засмеялся. У него немного изменился голос, потому что мужские гормоны ушли навсегда, а Маринка сказала, что видела его и Николя теперь лысый и толстый, но все это было не важно.

Новые шторы сначала стали привычными, потом надоели, сервиз наполовину разбился, а у дивана сломалась ножка. Лена поседела, но так и не сменила прическу. В школе ее уже совсем не любили — учила она по старинке, а теперь требовали индивидуального подхода к ученику. Девочки из одиннадцатого класса те, что с короткими челками и в широких штанах, — смотрели на Лену презрительно, хотя она была одета по той же моде, что и они, просто у нее эти вещи сохранились с незапамятных, по короткочелкиным представлениям, времен, и это было смешно. Однажды на уроке у Лены разошлась застежка-молния на зеленом платье. Лена неловко пыталась поймать разъехавшиеся части платья, а потом выбежала из класса и в тот же день решила уйти на пенсию. Заменить ее было некем, поэтому Лена доработала до конца года. Проводили ее с облегчением и цветами, которые долго жухли на кухонном столе, пока Лена смотрела в окно на старушечий манер.

У Маринки родился шестой внук. Лена не понимала, как этому можно радоваться, но делала вид, что рада за Маринку в свободное от ожидания Николя время. Рабочий телефон Николя не отвечал, а домашнего Лена не знала.

Осенью, вечером, в универсаме Лена покупала масло и бананы, к которым пристрастилась теперь, как и к латиноамериканской кинопродукции (ей виделось сходство между судьбами чернявых, по многу раз преданных и отвергнутых героинь и своей собственной). Она устала мечтать о последних годах — своих и Николя, которые они проведут вместе в ее квартире, если угодно — как на острове… Да, остров — там не будет никого, кроме них, и это так правильно! Однажды Лена забрела случайно в рыбный отдел магазина и увидела элегантную пару, склонившуюся над замерзшей серой камбалой так, будто она была их первенцем. Женщину Лена не знала, только жемчуг на шее сделал дежавю, а мужчина был Николя.

Лена внимательно посмотрела на своего любимого, с девятнадцати и по теперь единственного. Отметила красненький нос, коричневый пигмент по рукам, тяжелую одышку, седые волосики в ушах, ласковый взгляд, мечущийся от рыбы к жене. Жена была до странного моложавая, худенькая и одета лучше Лены, нельзя было не признать. В отделе пахло рыбой, а вокруг Николя и его Жемчу-жены витали какие-то неземные, духовные запахи.

Резко повернувшись, Лена вышла прочь, забыв про масло. Обида больно стучалась в уши, и Лена побежала быстро, изо всех сил, будто опаздывала на корабль. Который увезет ее на остров, откуда не надо — никогда не надо — будет возвращаться.