Остров традиции

Наше общество молодо. И не только в силу средней продолжительности жизни. У него нет прошлого, оно живёт с чистого листа. Всё, что претендует называться прошлым, подлежит истреблению.

А я асоциальный элемент и как таковой подлежу истреблению – теперь ещё и в силу возраста.

Батюшка мой за бугром проявляет социальную активность: консолидирует родителей сволочноязычных психических инвалидов. На одно из сборищ был приглашён местный врач, всех неизгладимо впечатливший, ибо беззаветно верный заветам гуманизма. Мало того, что у этого врача у самого психическая дочь – так плюс они с женой удочерили ещё одну такую же. Но не в этом соль анекдота.

А в том, что в этом семействе есть ещё и третья девочка, младшая родная дочка. Она-то как раз «нормальная». Сейчас старшим сестрёнкам по девятнадцать, а ей – шестнадцать. Так вот: «нормальная» мучима жутким комплексом: почему она не такая, как сёстры? Какое моральное право она имеет быть «нормальной»?

Парадигматично.

Да устыдится сильный своей силы и умалится перед слабым.

Лишнее подтверждение того, что Запад усвоил уроки сволочной литературы.

Испокон веку высшим идеалом человека в Стране Сволочей был Праведник. Вот заноза-то.

Понятия – что дышло: куда повернёшь, то и вышло.

Если дом не строится с фундамента, попробуй с крыши.

Не боится тот, кто ни с чем страшным не сталкивался. Чтобы бояться поднести палец к огню, надо обжечься.

Не на том ли основано бесстрашие молодых?

А когда столкнёшься со страшным, обожжёшься, начинаешь бояться. Бояться – и преодолевать страх. Постоянно преодолевать. И вновь станешь бесстрашным. Ибо сталкивался со страшным слишком часто.

Самое страшное – собственная немощь. Надо накопить её вволю.

Боли нет, есть только страх.

Кто не надеется, тот не боится.

Кто не боится, тот свободен.

Заснул Конрад, как и прежде, под утро. С топором в руках – а заснул: видимо, события минувшего дня требовалось утопить в заполошном, бессвязном сновидении. Никто его сон не потревожил. По пробуждении светозарный полуденный луч ударил ему в глаза, и птичий гомон настроил его на позитивный лад.

Запахнувшись в шинель, он вышел в сад и впервые в жизни застал Анну в праздности. Она сидела на скамейке и нежилась в тёплых потоках. Она поприветствовала его, словно и не прощалась с ним давеча на веки вечные.

– Опять вы с вашим режимом… Чудесная погода сегодня… А не хотите ли сыграть в бадминтон?

«А. Клир – чемпионка по бадминтону», – мелькнуло сразу же в голове Конрада.

– Где?.. – только и нашёлся что сказать он.

– На лесном участке снег практически растаял. Конечно, лучше играть летом, но летом мне будет малость не до того.

Конрад пробормотал что-то вроде: «Ну в бадминтон я когда-то кое-как…», а Анна уже расчехлила ракетки и принялась с наслаждением чеканить воланчик. Было видно, что ракетка покорна её руке как смычок виолы, и Конрад закомплексовал. Впрочем, Анна отнюдь не собиралась играть на счёт. Правила были, в сущности, дворовые – как можно дольше удерживать воланчик в воздухе. И Конрад до поры до времени попадал по нему, только вот упарился сильно. Наконец, он не сумел достать снаряд, летящий на неудобной высоте, и тот упал к его ногам. Конрад с видимым трудом нагнулся, подкинул волан перед собой и вдарил по нему ракеткой сверху вниз. Он всегда так подавал.