Остров тридцати гробов

— Да, я знаю, — продолжал дон Луис, — ты веришь в свою последнюю карту. Однако да будет тебе известно, что у меня тоже есть козыри, а играю я весьма недурно. Дерево, у которого ты сидишь, доказывает это более чем убедительно. Хочешь другой пример? С головою увязнув в своих преступлениях, ты потерял счет мертвецам, а я точно знаю, сколько их на самом деле. Ну-ка посмотри, кто там идет со стороны Монастыря? Видишь? На нем такая же голландка с золотыми пуговицами, как на мне. Тоже одна из твоих жертв, а? Ты запер его в одной из пыточных камер, решив сбросить потом в море, а твой херувимчик Райнхольд на глазах у Вероники столкнул его вниз. Вспоминаешь? Стефан Мару, верно? Он ведь мертв, не так ли? Выходит, вовсе нет. Стоило мне взмахнуть волшебной палочкой, как он тут же ожил. Вот он. Я пожимаю ему руку. И говорю с ним.

Дон Луис и вправду приблизился к вновь пришедшему и сказал:

— Видите, Стефан, я же говорил, что ровно в полдень все будет кончено и мы все будем у дольмена. Сейчас ровно полдень.

Выглядел Стефан отменно. Ни одной царапины. Ворский с ужасом взглянул на него и пролепетал:

— Учитель… Стефан Мару…

— Собственной персоной, — подтвердил дон Луис. — А чего же ты хочешь? Ты и здесь действовал как олух. Вы вместе с обожаемым Райнхольдом бросаете человека в море, и вам даже в голову не приходит наклониться и посмотреть, что с ним стало. А я его подобрал. И нечему тут удивляться, мой милый. Это только начало, у меня в запасе есть еще кое-что. Не забывай, я ведь ученик Старого Друида!.. Ну что, Стефан, как дела? Как ваши поиски?

— Безуспешны.

— А Франсуа?

— Никак не найдем.

— Вы пустили Дело-в-шляпе по следу его хозяина, как мы с вами условились?

— Да, но он лишь вывел меня через потерну к лодке Франсуа.

— Там ведь нет никаких тайников?

— Никаких.

Дон Луис замолчал и принялся расхаживать перед дольменом. Казалось, он что-то обдумывает, прежде чем приступить к решительным действиям.

Наконец он обратился к Ворскому:

— Я не могу терять время. Через два часа я должен покинуть остров. Сколько ты возьмешь за немедленное освобождение Франсуа?

Ворский ответил:

— Франсуа дрался на дуэли с Райнхольдом и потерпел поражение.

— Врешь, верх взял Франсуа.

— Откуда ты знаешь? Ты что, при этом присутствовал?

— Нет, иначе бы непременно вмешался. Но мне известно, что победитель — он.

— Этого никто, кроме меня, не знает. Они были в масках.

— В таком случае, если Франсуа мертв, ты погиб.

Ворский задумался.

Аргумент его противника был достаточно категоричен. Наконец он в свою очередь спросил:

— Короче, что ты мне предлагаешь?

— Свободу.

— А еще?

— Это все.

— Нет, не все. Мне нужен еще Божий Камень.

— Ни за что!

Дон Луис произнес эти слова резко, сопроводив их жестом, не терпящим возражений, после чего объяснил:

— Ни за что! Свобода — еще куда ни шло. Я знаю тебя и твои скудные возможности, поэтому не сомневаюсь, что все равно тебя скоро повесят. Но Божий Камень — это для тебя спасение, богатство, могущество, возможность творить зло.

— Потому-то он мне так и нужен, — ответил Ворский, — а, подтвердив его ценность, ты сделал меня еще более требовательным в вопросе о Франсуа.

— Франсуа я найду. Тут дело лишь в терпении, и я, если понадобится, останусь здесь еще на два-три дня.

— Ты его не найдешь, а если найдешь, будет слишком поздно.

— Почему это?

— Со вчерашнего дня Франсуа ничего не ел.

Ворский произнес это ледяным, злым тоном. После короткого молчания дон Луис снова заговорил:

— Тогда говори, если не хочешь, чтобы он погиб.

— А мне что за дело? Я готов на все, только бы выполнить свою задачу и не остановиться на полпути. Я уже у цели — тем хуже для тех, кто становится между мной и ею.

— Лжешь. Ты не дашь умереть собственному сыну.

— Другому же дал…

Патрис и Стефан в ужасе вздрогнули, но дон Луис искренне рассмеялся.

— В добрый час! С тобою притворяться нечего. Только ясные, убедительные доводы. Этот бош раскрыл перед нами всю душу. Что за немыслимая смесь тщеславия и жестокости, циничности и мистицизма! Бош должен обязательно выполнить свою миссию, пусть даже ему придется для этого грабить и убивать. О, ты не просто бош, ты сверхбош!

Не переставая смеяться, дон Луис добавил:

— Теперь я и обращаться буду с тобой как со сверхбошем. Последний раз спрашиваю, скажешь ты, где Франсуа, или нет?

— Нет.

— Прекрасно.

Дон Луис спокойно повернулся к марокканцам и проговорил:

— Давайте, дети мои.

Дальнейшее произошло мгновенно. Невероятно точными движениями, как будто весь маневр был сначала разделен на отдельные приемы и разучен по частям, как это делают солдаты, марокканцы подняли Ворского, обвязали его свешивающейся с дерева веревкой, подняли, не обращая внимания на его крики, угрозы и рев, и надежно примотали к дереву — точно так же, как он проделывал это со своими жертвами.

— Ори, любезнейший, — безмятежно проговорил дон Луис, — ори сколько влезет. Ты можешь разбудить лишь сестер Аршиньа да тех, что в тридцати гробах. Ори, если это тебе нравится. Господи, какой же он все-таки урод! Что за гримаса!

С этими словами дон Луис отошел на несколько шагов, чтобы полюбоваться зрелищем.