Остров Утопия

Освобождать пистолет от руки оказалось непросто, та намертво вцепилась в оружие. В самый последний момент он выстрелил – палец мёртвого, лежавший на спусковом крючке, дёрнулся.

Нас заметили. В нашу сторону выпустили очередь. Каким-то чудом никого не задело. Разве что сверху посыпались осколки зеркальной обвивки стен.

Двое новых знакомых наконец-то повалились на пол, закрыв головы руками. Я огляделся.

Свет постепенно угасал, словно некто специально устанавливал уровень освещения, чтобы затруднить действия гостей. Сами нападавшие, наверняка, имели специальную оптику.

Зал затягивался дымом. По нему расхаживали силуэты в чёрных обтягивающих костюмах. Они добивали раненых. Криков становилось всё меньше. Звуки бешеной стрельбы и жуткие вопли доносились из соседних залов, постепенно удаляясь от нас.

Мои соседи притворились мёртвыми. Как и я. Нас выдавала разве что дрожь в ногах мажора. Он никак не мог унять её. Признаться, в моём животе тоже поселился страх.

– Встать, тварь, – раздался голос. Никакого акцента. Не араб, а свой. Истинный ариец. Родной.

Через отражение в зеркальной стене я различил, что к нам приблизилось три силуэта. В обтягивающих костюмах, полностью закрывающих тела. Один с автоматом. Другой с кинокамерой. Третий… чёрт его знает.

Третий схватил мажора, и тот повис в темноте, как безвольный мешок. На камере зажёгся фонарик, и свет ударил в лица обоих – террориста и его жертвы, замершей в цепких руках.

– Кто у нас тут? Малыш Бра-а-ун.

Значит, боевики искали его. Отпрыска одной наиболее успешных и знаменитых европейских семей. Зачем?

– Что с эфиром?

– Подключаемся… Есть. Теперь все каналы.

– Поставь на колени.

– Не шевелись, тварь! – рявкнул третий, заставив родовитого парня держаться самостоятельно.

Третий отошёл чуть в сторону. Рядом с жертвой встал второй террорист, он произнёс в камеру:

– Каждый в их семье знает, по какой причине заслужил смерти.

В голову оцепеневшего парня упёрся ствол пистолета.

Раздался приглушённый плевок выстрела – часть пороховых газов «застряла» в голове и не вызвала звука.

Мне на руки попали осколки его черепа и сгустки липкого дымящегося дерьма. А ещё волосы или микроскопические провода от внутричерепных имплантов.

Мертвец завалился на бок и осел ко мне в ноги.

– Пытаются оборвать трансляцию, – произнесла рация поблизости. – Потеряно три канала. Четыре.

– Быстрее, чем мы думали, – задумчиво сказал тот, кто стрелял. – Сразу решились на штурм?

– У нас мало времени. Головастика убьём без лишних слов.

Жертву быстро схватили, подтащили к камере. Парень, как мог, отбивался, тихо выл, как зверь, увозимый на бойню.

Его голова лопнула от пули серьёзного калибра. Содержимое черепа разлетелось по сторонам.

– С ними ещё один. Притворился мёртвым.

Меня вздернули верху.

– А тут у нас кто, мать твою?!

Я молчал, зажмурив глаза: кажется, те не выдержали света фонарика на камере.

– Первый, – обращались к командиру, – за периметром передвижения. Акустика фиксирует лёгкие вертолёты.

«Первый» выдохнул мне в ухо:

– Не отвечай. Вы все одинаковы.

Я скосил глаза: рискнул посмотреть ему в лицо. В разрезе маски, из-под поднятого кверху прибора ночного видения, мелькнули светлые глаза европейца… показавшиеся знакомыми. Вот только я не успел понять, где их видел.

Он пнул меня между лопаток, схватил за шкирку, как щенка. Дуло пистолета воткнулось в висок.

– Снимаешь?

– Да. Осталось два канала.

К горлу подступал животный крик, но его пока удавалось сдерживать. Умирать ТАК не хотелось. Две жертвы, убитые до меня, держались, в целом, неплохо.

Перед глазами мелькнула картинка – три трупа с разбитыми черепами, из которых торчат биомикросхемы. Почему-то именно они выделялись из тёмного образа лучше всего. И – да – неподалёку тело бывшего начальника охраны, в более приличном состоянии.

– Подожди, – произнёс оператор. – Мы восстановили часть каналов.

– Десятый знает своё дело, – дуло перестало давить на висок. – Поживёшь немного.

– Решил разбавить тупую казнь небольшим количеством пафоса? – зачем-то брякнул я. – Тоже романтик, да?

Меня вырубили разрядом электрошокера…

Когда я очнулся, чернеющий объектив, оптический провал в бездну информационных сетей, жадно смотрел на меня. Он словно питался тем, что меня покидало – жизнью. Пространство качалось из стороны в сторону. Хотя нет, моталась голова. Неопознанный боевик, что размахивал пистолетом у моего виска, нёс чушь. Он был безумцем. Впрочем, как и все мы – и кто за Систему, и кто думает, что против неё.

– … в системе нет ничего человеческого, – говорил на камеру боевик, вряд ли зная то, что почти повторяет слова «головастика», которого застрелил. – Это глобальная машина. У неё есть свои ценности, среди которых нам нет места. Человеческий капитал не более чем сурр…

Его странную речь прервал сдавленный крик:

– Они отрубили всё! Штурм!

Время словно остановилось. Или превратилось в медленный скрежет ударно-спускового механизма пистолета, что упирался прямо в ухо. Затем перед глазами сверкнуло.