Остров в океане

После этого наступил такой глубокий покой, что в течение нескольких секунд я вообще не замечал вокруг никакого движения. Затем в стороне кораллового леса, у подножия каменных деревьев, я увидел нечто, напоминающее непомерно длинную извивающуюся змею. Она выползала из темного прохода между двумя перекрученными стволами и скользила над самым дном, сгибая скалы и камни. У нее не было ни начала, ни конца; извиваясь и колыхаясь, она просто исчезала во мраке. Это меня заинтересовало, и хотя я чувствовал себя безопаснее в своем уголке, я встал и направился к тому месту. Подойдя поближе, я увидел, что это нескончаемой вереницей идут луфари. Мое присутствие нисколько их не смутило, хотя я, должно быть, представлял для них странное зрелище с целым гейзером светлых пузырьков, выходящим из моей головы. Я шагнул через шедших вереницей рыб. Они расступились, пропуская меня, затем опять сомкнули ряды.

Куда и зачем направлялись они ночью, не могу сказать. Они как будто не спешили, но, несомненно, плыли по каким-то делам, для них весьма важным. На какой-то миг меня охватило почти непреодолимое искушение пойти за ними, но зная, что я смогу уйти не далее чем на длину шланга, если даже луфари позволили бы мне сопровождать их, я сдержался и остался стоять на месте, наблюдая, как они исчезают из виду.

Две стаи рыб ушли в глубь океана, каждая своим путем, и это навело меня на мысль о том, какой деятельной жизнью живет море у берегов. В своем воображении я увидел, как такие же косяки двигаются в темных или освещенных луной водах всех океанов нашей планеты. В прибрежных водах одного только Инагуа пульсирует несметное количество этих живых потоков, направляющихся в коралловые леса или покидающих эти воды.

Всякий раз, когда я окажусь ночью на морском берегу, я буду думать не о волнах, которые плещутся у моих ног, а о вьющихся змеей громадных косяках, уходящих в глубины океана и возвращающихся обратно никем не видимыми, никем не замеченными. И мысль об этих миллионах живых существ, спешащих по своим делам, терзаемых миллионами надежд и разочарований, сталкивающихся с миллионами проблем и разрешающих их каждый на свой лад, спасающихся от миллионов врагов, дающих жизнь миллионному потомству и умирающих миллионами смертей, — мысль о них преисполняет меня безмолвным благоговением.

Когда луфари скрылись, я направился в подводную долину — заглядывать туда перед концом каждой подводной экскурсии вошло у меня в обыкновение. Там я долго стоял на места, наблюдая призрачные тени, возникающие из мрака и снова сливающиеся с темнотой. Наконец мимо меня пронеслась группа крупных рыб. По сверкающим зубам, похожим на лошадиные, я узнал морских попугаев. Они сломя голову мчались к верхним разветвлениям кораллового рифа, и тут я вспомнил, что и мне пора наверх, потому что это не мой мир и я уже достаточно в нем пробыл.

Глава XVIII НА КРАЮ МИРА

В шлеме и под забралом, как какой-нибудь средневековый рыцарь, я неподвижно стоял на морском дне в предпоследний день своего пребывания на Инагуа и рассматривал груду желтых каменных глыб, на которые только что опустился. Глубина здесь была около сорока футов. Затем я наклонился, присел и подпрыгнул. Меня понесло вверх — пять, десять, двадцать футов. Движение замедлилось, я на мгновение застыл на месте и слега приземлился на гладкой песчаной полосе. Переведя дыхание, я повернулся и с облегчением посмотрел на острые обломки скал, с которых совершил свой удивительный прыжок. Хорошо, что я правильно рассчитал расстояние: малейшая ошибка могла привести к серьезнейшим ранениям. На что только не способен человек из простого любопытства, подумал я. Никаких других оснований для этого рискованного предприятия, да еще перед самым отъездом, у меня не было. Мне казалось, что с меня уже хватит подводных прогулок, но одна мысль не давала мне покоя. Не один раз я рассматривал с берега одно место в океане, где его светло-зеленый цвет внезапно переходил в темно-синий. Дно тут резко понижалось до тысячи двухсот морских сажен — внезапный и крутой срыв в самые грозные глубины. И настал миг, когда я больше не мог противиться искушению: я должен увидеть подводную пропасть и постоять на ее краю! С помощью лодочника я погрузил в лодку водолазный шлем, и мы стали на якоре в нескольких футах от границы подводного обрыва. От берега мы находились не больше чем в четверти мили. Дно здесь казалось очень далеким, и я не без замирания сердца надел шлем и приступил к спуску. Когда я приземлился через несколько секунд, давление ощутимо давало о себе знать: казалось, будто на грудь и желудок навалилась огромная тяжесть. Поверхность океана была далеко-далеко наверху. Шланг широкой дугою изгибался за моей спиной; извиваясь как змея он уходил ввысь и постепенно терялся в толще воды. Лодка отсюда выглядела темным, расплывчатым пятном.