Остров в тумане

Я порылся в рюкзаке, и на песок полетели книги: некоторые дешёвые издания в мягкой обложке, несколько дорогих томиков с глянцевыми рисунками, мраморные барельефы и похожие на греческие колонны «Хроники Акварии. Том 1» — гласила темно-синяя надпись.

— Почти всё это время я писал. Что значат эти сны? Эти истории? Что ты сделала со мной?

Эйрин подняла книжку из песка, провела пальцами по иллюстрации, словно для неё в рисунке таился какой-то глубокий, понятный ей одной, смысл, пролистала страницы.

— К сожалению, я не знаю вашей письменности, но уверена, ты стал хорошим сочинителем. Архаичное слово прозвучало на удивление уместно.

— Я дала тебе кусочек нашей памяти, Тим.

— Зачем? — кажется, я знал ответ на этот вопрос. Он таился в беспокойных снах, в ещё ненаписанных книгах…

Да, ответ был в последнем, десятом, томе «Хроник Акварии», который я написал куда позже и в большой спешке.

— Нас осталось слишком мало, Тимур. Аквария до сих пор стоит на дне океана, какие-то системы всё ещё работают, и вы ещё долго не сможете войти в его своды, но город давно заброшен. Слишком многие погибли, слишком многие ушли на сушу, чтобы больше никогда не вернуться назад.

Она взяла меня за плечи и внимательно посмотрела мне в глаза.

— Я хотела, чтобы нас помнили, — какая-то тень совсем другой Эйрин вдруг пробежала в её глазах, той, от которой я удирал, но наваждение уже прошло.

Остаток дня мы болтали, как любовники после долгой разлуки. Я даже смог загнать куда-то глубоко в память, что передо мной не обычная девушка-подросток, что всё это видимость — парадная одежда, надетая ради меня. Мы пили кофе и ели сладости. Эйрин очень понравился шоколад, но вот от алкоголя она наотрез отказалась.

— Питаться всё время морепродуктами бывает утомительно. — грустно вздохнув, призналась она.

Потом мы говорили, и в какой-то миг наши ладони снова встретились — я любил нежную и хрупкую девушку, которой был нужен. Когда подошло время заката, и она стала возвращаться в свой оригинальный облик, я не убежал, а просто держал её за руку. Я всё ещё хотел задать один вопрос, который не решался спросить раньше.

— Почему я, Эйрин?

И я встретил взгляд её лазурных глаз с вертикальными зрачками.

— Мне было одиноко, Тимур, а в тебе было столько молодости и жизни.

Её голос больше не напоминал человеческий, но я чувствовал, что ей было больно.

— Пойдём со мной к людям, — попросил я её. Осколки чужой памяти подсказали мне этот вопрос, и они же дали ответ. Эйрин покачала головой, жабры у неё на шее раздувались, воздух уже становился губительным для неё.

— Уходи, Тим, и больше не возвращайся, иначе я не захочу тебя отпускать, — и она скрылась в волнах прибоя.

* * *

И я не возвращался ещё на протяжении многих лет, писал свои хроники Акварии, а когда издательства предлагали создать что-нибудь еще, я писал фентези и космооперы. Это было сложнее, но, видимо, у меня всё-таки были какие-то задатки, а не только чужая память. Ракушку я положил в сейф, чтобы не слушать её песни. Работать сразу стало сложнее, но я нашёл ей замену — сигареты, крепкий кофе с коньяком, а то и просто коньяк. Практически все писатели рано или поздно начинают применять те или иные стимуляторы. Я женился на рыжеволосой голубоглазой красотке по имени Лера. Мы встретились на литературной конференции. Она была большой поклонницей моих книг. На долгих десять лет я почти забыл про остров и его обитательницу, воспоминения не исчезли но потускнели, стали неотличимы от других снов об Акварии где я черпал сюжеты. Нельзя сказать, что всё было гладко, но жаловаться было не на что — у меня были мои книги, признание, успех. Первые тома хроник подводного мира даже экранизировали. Не слишком удачно, как это часто бывает в Российском кинематографе, но всё же. Был и период, когда мне казалось, что я исписался, и тогда ночью тайком я доставал ракушку из сейфа и украдкой катал амулет в руках. Потом от меня ушла Лера — мы расстались тихо без скандалов и битья посуды, детей за пятнадцать лет брака мы так и не завели. «Я всегда была лишь заменой, всегда на втором месте после твоих гадких русалок», — сказала она на прощанье. По крайней мере, честно, я никогда не рассказывал ей об Эйрин, но женщины чувствуют такие вещи.