Остров вчерашнего дня

Поразмышляв над этим животрепещущим вопросом и решив, что нет, – первый Каннский фестиваль прошел сразу после войны, Второй мировой, к которой этот мир еще готовился, наивно полагая, что сумеет предотвратить бессмысленную бойню и смерть многих миллионов, Нина подумала, что могла бы прямо сейчас отправиться в Германию и убить там Гитлера.

И тогда никакой войны не будет.

А что, если осуществить это после того, как она разгадает загадку острова Альбатросов, в качестве, так сказать, бонуса – или, кто знает, может, это и была истинная, ей не ясная, цель ее данного литературного вояжа?

Но проблема заключалась даже не в том, как, совершив это, остаться в живых (просто так к фюреру, которым восторгалась мисс Блор, было не подобраться), а в том, чтобы его убить, причем быстро и наверняка, потому что Гитлера наверняка отлично охраняли: что в его многочисленных дурновкусных резиденциях, что в бункере в саду под Старой Рейхсканцелярией на Вильгельмштрассе, 77, в Берлине, где этот окончательно спятивший и озлобленный на весь цивилизованный мир бункерный сиделец в итоге и нашел свою заслуженную смерть, правда, слишком поздно, наворотив много чего. Сложность для Нины была и в том, чтобы после этого успеть открыть свою дверь (которая могла и не открыться), дабы уйти в свой мир. А ведь, ликвидировав главу нацистов, она предотвратит Вторую мировую и спасет многие миллионы жизней.

Но только в этом мире, а не в своем.

Пусть даже так, и пусть она изменит ход истории в этом мире, а не своем – идея была более чем занимательная.

Но на дворе стоял август 36-го года, фюрер находился в Берлине, где выказывал всем «доброе» лицо рейха зла, патронируя проходившие там Олимпийские игры, и до войны было еще несколько лет.

А вот до смерти Энтони Марстенса, который запаздывал, оставалось всего несколько часов.

– Вы не поедете? – любезно спросила Нина синеглазого нахала, а тот, одарив ее странным взглядом, произнес:

– Мисс Клейторн, давайте останемся, а они уедут.

Остолбенев, девушка спросила:

– Почему?

Неужели убийца – Ломбард? От этой мысли у нее защемило сердце. Ну нет, он не убийца, и вовсе не потому, что она, как ни крути, испытывала к нему чрезмерную и такую опасную симпатию (мисс Блор вон боготворила немецкого рейхсфюрера), и даже не потому, что Ломбард был, судя по всему, не такой уж состоятельный, несмотря на все свои слова, которые представлялись попыткой пустить пыль в глаза, а по той простой причине, что, будь он мистером Eu. R. Dudd, он бы ни за что не стал отговаривать Веру от поездки на остров Альбатросов.

Ни за что.

У Нины даже от сердца отлегло: значит, она уже исключила одного «альбатроса» из списка подозреваемых?

Но ведь этот Eu. R. Dudd был хитер и коварен, строил ловушки и умел стратегически планировать свои злодеяния, поэтому, могло статься, это всего лишь одна из таких «загогулин», дабы все запутать и…

И, расположив ее к себе и сделав своей марионеткой, манипулировать ею, дабы иметь возможность претворить план по убийству на острове девяти человек в жизнь.

Точнее, в смерть.

Ломбард, нахмурившись, сказал:

– Не нравится мне все это. Странные люди, подозрительные приглашения от разных лиц. Это что, какой-то розыгрыш?

Он говорит правду – или, намеренно откровенничая, пытается добиться ее расположения и завладеть ее доверием?

– Так вы не поедете? – спросила с тайной надеждой Нина. Если Ломбард не поедет, а Энтони Марстон, точнее, Марстенс, опоздает, то уже два «альбатроса» сумеют избежать гибели.

А если Моррис последует совету, который содержался в отправленном ею анонимом письме, то даже три.

Ломбард, пристально глядя на нее, спросил:

– А вы?

– А почему вы отвечаете вопросом на вопрос?

– А вы почему, мисс Клейторн?

И он добавил:

– Думаю, нам надо кое о чем поговорить, и сделать это лучше на материке, а не на этом острове.

Ну да, поговорить и обсудить предложение о том, что лучше провести уик-энд не в компании ископаемых, а вдвоем в соседней деревушке – и в одной кровати.

– Мистер Ломбард, я не заинтересована в ваших предложениях любого рода! – заявила Нина и, резко развернувшись и кляня себя за то, что повелась на дешевые уловки этого провинциального сердцееда, направилась к причалу.

Тот бросился за ней, пытаясь оправдываться и весьма жалким тоном что-то лепетать, но она не слушала его, а нагнав полковника Маккинзи, произнесла:

– Сэр, вам наверняка во время войны пришлось многое повидать!

Она-то думала, что этой репликой спровоцирует нескончаемый поток воспоминаний старого вояки, который спасет ее от общества Ломбарда, но полковник, всматриваясь в даль, заметил:

– Ах, мисс, это было так давно, я ничего уже и не помню…

Ну да, он упорно не хотел говорить о войне, потому что она была связана для него с изменой жены и с намеренной отправкой на смерть подчиненного и, кто знает, друга.