Остров Врангеля

После долгих и тщательных поисков следы летчиков были, наконец, обнаружены американским летчиком Кроссеном. Летая над тундрой Чукотки, он заметил какой-то предмет, торчавший из-под снега. Сделав несколько кругов над странным, еле обозначавшимся на бесконечном снежном фоне предметом, он по тени определил, что «предмет» как будто похож на конец крыла самолета. Он был при этом твердо убежден, что летчики все же не погибли. Кроссен предложил Слепневу совместно с ним слетать к обнаруженной им находке и выяснить на месте, в чем дело. «Мы летели, — описывает Слепнев этот памятный полет, — в ясную в полярной обстановке погоду: видимость была на 5 километров (и это очень хорошо для полярных местностей). Горизонта в белесоватой мгле не было видно. Земная поверхность сливалась с мрачным и серым небом, как-то низко опускавшимся на нас. Вот где необходимы хорошие нервы и спокойная организация духа; слабого человека, поддающегося настроениям, такое небо определенно «задавит». [22]Кроссен был прав. Замеченное им с высоты «нечто» действительно оказалось разбитым, запорошенным снегом самолетом Эйельсона.

«Мы, — вспоминает Слепнев, — неторопливыми шагами размеривали пространство тундры, осматривали место гибели Эйельсона. Джон Кроссен невозмутимо посасывал трубочку, но тяжелые морщины на лбу выдавали его душевное напряжение. Мы посидели несколько минут на крыле разбитого «Гамильтона», отметили расстояние, отделяющее нас от колеса, осмотрели предполагаемое место первого удара самолета о высокий берег лагуны реки Ангуемы».

«Сомнений больше не было: летчики погибли, но где же их тела? На материк полетела радиограмма: «Всем! Всем! Всем! Самолет Эйельсона и Борланда «Гамильтон 100 002» разбился в 50 милях от мыса Северного и в 9 милях от берега. Летчики пока не найдены. Пилот Слепнев».

Лишь 13 февраля, после чрезвычайно долгих и упорных поисков, по ноге, торчавшей из-под снега, матросом со «Ставрополя» был найден труп механика Борланда, а через 4 дня — Эйельсона.

Вечером 22 февраля на острове Врангеля была получена следующая радиограмма из Аляски: «Мистер Ломен благодарит за сводки мистера Званцева и сообщает, что комитет по спасению свою работу прекращает».

Первый год пребывания зимовщиков на острове прошел благополучно, скучать не приходилось, дела у всех было достаточно, снабжение и качественно и количественно вполне удовлетворяло. В свободное время развлекались охотой, поездками в окрестности, сбором коллекций и чтением.

Но с начала второго года выяснилось, что нервная система некоторых из зимовщиков явно не приспособлена к условиям полярной жизни. Захворал повар Петрик. Уже и в прошлом году за ним примечали какие-то странности. «Наш повар Петрик, — заносит в дневник Званцев, — часто выходил в тундру и грозил кому-то в горах кулаком, прислушивался к чему-то, точно, слушая, что происходит под землей. Кому-то отвечал: «Иду, иду» и уходил за реку. Это нас смущало, но как-то думалось: «Ничего, пройдет». Но не прошло. Повар заболел помешательством. Во время бури Петрик без шапки отправлялся на берег. Он долго стоял там, грозил кому-то кулаком и старался перекричать вихрь. По временам до слуха зимовщиков доносились его вопли и непонятные обрывки фраз. Ветер рвал его волосы и длинную бороду.

Присутствие на острове в течение двух лет психически больного принесло всем зимовщикам не мало хлопот, связанных с уходом за больным. Необходимо было направить его на материк и как можно скорей. Об этом послали соответствующий запрос. С материка сообщили по радио, что на остров 2 июля отправлена из Владивостока шхуна «Чукотка», которая привезет уголь, продовольствие и снимет больного. Ежедневно с острова посылались на шхуну ледовые сводки, правда, довольно неутешительные. И в самом деле: впереди острова до самого горизонта, «насколько хватал глаз, стоял девятибалльный сплоченный лед полями; только узким пятимильным поясом остров окружала полоска воды… Мы в ледяном плену. Что-то будет!» — записывает Званцев.

6 июля удалось непосредственно связаться с «Чукоткой». Узнали, что шхуна затерта льдами в устье Ванкарема. С напряженным вниманием следили на острове за сигналами с «Чукотки». Ночью, среди воющего шторма и пурги «Чукотка» сообщила, что раздавлена льдами и погибает.

По распоряжению Минеева, на радиостанции установлена круглосуточная вахта. Со шхуны поступали радиограммы:

От 26 июля: «Пока держимся в сплошном штормующем льду, изо всех сил стараемся спасти шхуну, пассажиров; есть женщины, дети. Паники нет».

28-го шхуна еще держалась, 29-го — весь день молчание, а шторм тем временем крепчал все более. Наконец, 30-го вечером молчавшая шхуна неожиданно заговорила:

«Потеряли остатки гребного винта, просим немедленной помощи».

В ночь на 31 июля шхуна дала последнее радио: «Положение безнадежно… Слушайте каждые десять минут… Скажите, сколько времени…»

Повидимому, хотели еще что-то спросить, но решительный момент заставил всех покинуть судно. Радио оборвалось.

Находившийся в 7 милях транспорт «Лейтенант Шмидт» отвечал шхуне: