Остров забвения

Саймон уставился прямо перед собой, и Кэт ничего не могла прочесть на его лице. За дверью – обычный больничный шум. Ей понравились несколько лет интернатуры, когда она работала среди этого шума, но карьера в больнице ее не прельщала, и теперь она была уверена в своем решении больше, чем когда-либо. Пациенты появлялись и исчезали за несколько дней, иногда часов; очень редко возникал шанс с ними познакомиться, и никогда – проследить за их судьбой. Кэт любила работать с людьми. Ни хирургия, ни анестезиология не привлекали ее, во многом из-за недостатка живого общения с пациентами.

– Я не знаю, как буду справляться с этим, пока не пойму, что именно меня ждет, – сказал Саймон. – И что я смогу делать. Слава богу, это левая рука – вот все, что я могу сказать сейчас. Нальешь мне воды?

Когда Кэт отдала Саймону стакан, он посмотрел ей в глаза.

– Но все-таки одну вещь я тебе скажу.

Он не сводил с нее глаз и медленно пил. Кэт ждала, предчувствуя, что это будет что-то важное. Она не хотела подгонять брата и боялась смутить до такой степени, что он откажется говорить. Они часто беседовали, и иногда он говорил ей всякое, время от времени немного открывался, намекал на свои истинные чувства, но она никогда не забывала о том глубоко личном, внутреннем ядре, куда ей никогда не будет доступа. Она научилась уважать это.

Саймон передал Кэт пустой стакан и на секунду сжал ее руку.

– Ты должна выйти за шефа, – сказал он.

Один

В последний раз, когда Серрэйлер навещал остров, он спустился туда с неба в маленьком самолете. В этот раз он прибыл по морю, на рейсовом пароме, который привез его, еще пару пассажиров и ящики с провизией.

Остров Тарансуэй был похож на кротовью спину – коричневый и отливающий золотом на солнце. Он и забыл, какой маленькой была единственная деревня – скопление приземистых домиков из серого камня, глядящих на воду. За ними бледной линией проходила дорога, которая затем превращалась в шоссе, поднималась вверх и сворачивала за холм, где расположились несколько отдельных коттеджей и ферм. За исключением их, это были дикие, пустынные земли. Несколько зданий, приютившихся в песчаных заливах, использовались в качестве гостиниц для приезжих, но к концу сентября они пустели, и островитяне закрывались на очередную зимовку.

Он присел на палубу. Небо клубилось облаками, но в кои-то веки в воздухе был лишь легкий бриз, а не сильный ветер. Если вам нравится буйство грозовых вихрей и вы хотите, чтобы вас сбивало с ног от их мощи, Тарансуэй, как и все близлежащие острова, – как раз то, что нужно.

Когда слабое течение понесло их в бухту, у Саймона появилось странное чувство, будто он заново входит в свою старую жизнь, но теперь совершенно другим человеком. Прошло почти шесть лет, а ощущалось как шесть сотен. Он был молод. Здоров, крепок, невредим. А сейчас он уже не был так невредим, хотя с физическими последствиями того, что он лишился своей руки и пользовался протезом, справиться было гораздо проще, чем с психологическими. Потеря конечности не давала ему покоя. Саймону почти каждую ночь снилось, что рука – по-прежнему неотъемлемая его часть. Он чувствовал себя неполноценным, даже когда ощущал растущую силу и ловкость и привыкал к новым способам выполнения привычных действий.

Чайки сбились в шумную прожорливую стаю, преследующую лодку: она развернулась и стала медленно подходить к своему надежному причалу у набережной. Саймон поднялся, потянулся и посмотрел перед собой.

Высокий мужчина. Женщина чуть пониже. И маленький мальчик. Они стояли вместе. Мужчины из лавок и пабов подойдут, чтобы начать разгрузку, как только «Брайт Ласс» пришвартуется и опустит трап, выпуская пассажиров. Саймону хотелось спрыгнуть на набережную. И в то же время ему хотелось спрятаться под палубой, пока судно не будет готово отправиться обратно.

Дуглас заметил его. Кирсти махала рукой. Мальчик просто стоял, засунув руки в карманы шорт. И смотрел.

Дуглас подошел первым, он взял сумку Саймона и похлопал его по спине. То, что произошло между ними в прошлом, действительно осталось в прошлом, и когда Кирсти заключила его в крепкие объятия, это ощущалось естественно, сердечно и прежде всего по-дружески и никак не напоминало о том, что случилось между ними несколько лет назад. И, казалось, ни малейшим образом не смутило Дугласа.

– Это Робби.

У маленького мальчика были волосы землистого цвета, серые, как тюленья шкура, глаза и волевой взгляд отца. Он протянул руку, и Саймон торжественно ее пожал, заметив, как заострилось внимание мальчика.

– Можно мне посмотреть вашу бионическую руку? – спросил он.

– Робби! Что я сказала тебе перед тем, как выйти из дома?

– Не спрашивать про бионическую руку, знаю, но мне слишком интересно.

– Я покажу. Только не сейчас.

– Почему не сейчас?

– Потому что мы с рукой очень устали после долгого путешествия на машине, двух поездах и пароме.

– Ладно. – Робби залез на заднее сиденье «Лэнд Ровера». – Тогда покажете мне ее завтра, когда ваша рука немножко отдохнет, хорошо? Обещаете?

– Обещаю.

Робби пристегнул ремень, удовлетворенно улыбаясь.