Остров женщин

Фернандито прошелся по своей старой игровой комнате, дунул в губную гармошку, уселся напротив меня, закурил сигарету и сказал:

— Если ты хоть на миг можешь перестать думать, будто зайцы плавают по морю, а сардины бегают по горам, а ты можешь, я уверен, тогда слушай: брак — это экономическая категория, после вступления в брак имущество и доходы, полученные любым из супругов, становятся общими и в случае развода делятся пополам…

— По-твоему, они еще супружеская пара? Но если это так и они пока не разводятся, о каком разделе мы говорим?

— Фактически они живут отдельно, — сказал Фернандито. — Если отец захочет сейчас продать свою часть, то есть половину дома, сада и всего остального, а мама этого не захочет, не имея на то никаких оснований, то судья может оставить пожелание одного из супругов, то есть мамино, без внимания, и все на этом закончится. Но я не думаю, что мама не захочет, с чего бы ей не хотеть? Наверняка захочет!

Дрожащими руками я достала из портсигара Фернандито сигарету и закурила.

— Наверное, мы все вдруг сошли с ума, если обсуждаем, продавать или не продавать то, что нам принадлежит, — сказала я. — Это все равно что обсуждать, ненавидим мы друг друга или нет. А почему бы, собственно говоря, не ненавидеть? Давайте будем ненавидеть!

— Дело совсем не в этом, — сказал Фернандито. — Продавать или не продавать собственность и ненавидеть или нет друг друга — вещи совершенно разные, их нельзя даже сравнивать. Второе чудовищно, первое разумно и может принести выгоду. У папы чутье на такие дела, он по натуре коммерсант, чего никак не скажешь о тебе, сестренка.

Тут меня осенила идея, показавшаяся мне блестящей.

— Если все так, как ты говоришь, почему бы нам не разделить его дом и земли в Педрахе и не продать свою часть? Или половину его акций электростанций или молочных заводов, у него наверняка что-нибудь есть…

— Наконец-то свет разума забрезжил на твоем лице, сестренка. Хороший вопрос, а если ты сосредоточишься, то сама себе и ответишь. У отца в Педрахе действительно много земли, но стоит она очень мало, а со временем будет стоить еще меньше. Коровы обходятся ему дороже, чем то, что он выручает за кукурузу и кормовые травы. Даже если вкладывать туда деньги, все равно неясно, принесет ли земля столько, сколько нужно. Педраха находится у черта на куличках, да к тому же на склоне, даже дом и тот стоит под углом… Вот мы — совсем другое дело, мы в центре всего, и наш дом — это богатство, по которому мы в прямом смысле слова ходим. Тут тебе и спортивные причалы, и гольф, гораздо лучше, чем в Ла-Сапатейре, и рыбная ловля, и сам Франко приезжает сюда на рыбалку. Представь себе, генералиссимус с женой здесь, да это будет настоящая сенсация…

— Это все тебе отец наговорил, да?

— Да нет, мы это почти не обсуждали. Я вообще не хотел вмешиваться, потому что прекрасно вас знаю, особенно тебя, а тут Виолета со своей новостью! Она в последнее время говорит как лунатик, будто спит на ходу…

~~~

Вспоминаю тот серебристый апрель и Фернандито (уже без Руфуса, который умер в прошлом году и теперь так же, как его собратья, мирно покоился в могиле, удаленной от курятников с их мухами, обращенной к морю и окруженной цветами, которые Том каждый год сажал возле башни тети Лусии). Сидя в своей бывшей комнате для игр, набитой книгами и музыкальными инструментами, он один за другим проглатывал целые тома: гражданское право, римское право, философию права. Обычно по вечерам после прогулок с мамой я заходила к нему. Я искала утешения и покоя, устав от постоянных выкрутасов Виолеты: то она отправлялась с отцом в Педраху, то безвылазно сидела дома, то без конца меняла кавалеров, то не разговаривала с нами, то не разговаривала со мной, то разговаривала исключительно со мной, причем допоздна, а потом спала до трех часов дня и являлась к обеду, нежная и душистая, как ее имя [66], в разлетающейся юбке с широким поясом, словно вот-вот упорхнет, но тем не менее весь вечер проводила с нами и опять допоздна беседовала со мной. Ее можно было представить воплощением какого-то мифического персонажа, того, что Том и тетя Лусия называли the prevailing wind [67], или безымянной черной птицы с башенного флюгера, описывающей четкие, но всегда незавершенные круги.

Особенно мне запомнился один вечер, когда Фернандито, глядя на поведение Виолеты и используя юридическую литературу и случаи из судебной практики, представил мне смешной напыщенный трактат об особенностях каждого из нас на фоне общих особенностей всей нашей семьи.

— Знаешь что, сестрица?

— Нет, не знаю, Фернандо.

— Виолете нужно удачно выйти замуж, так, как положено, за человека, который действительно будет ее любить и которого она будет любить. Это ее успокоит.

— Ну разумеется! — воскликнула я, удивленная тем, что слышу это от Фернандито, совершенно не склонного к такого рода разговорам.

— При том успехе, каким она пользуется, непонятно, почему она до сих пор не замужем.

— Очень даже понятно, — сказала я уверенно, хотя особой уверенности не чувствовала, — если знать, чего от нее хочет ее отец.