— Брось сюда. Мне в руки, — приказал Кошак. — Не шути, Валетик… — Он поймал кассету и убедился, что она та самая — с неприметным карандашным штрихом на желтой наклейке. Отошел от двери. С облегчением сказал, подражая Курбаши: — Ай, нехорошо, Валет. Ай, неправильно, дорогой…
Улыбка у Валета стала тонкой, как у героев Дюма.
— Ты очень умен, Кошак. Лично мне жаль, что ты с нами поссорился. Тебя будет очень не хватать у нас в «таверне».
— И мне жаль, — почти искренне сказал Егор. — Но я не виноват, вы сами… А может, судьба… Мать хотела чай или кофе приготовить, но, по-моему, ты спешишь, Валет, не правда ли?
— Ты прав. Прощай, Кошачок.
— Адью, Валет.
Вот так по-джентльменски окончилась их беседа. И Егор остался один. Опять со своими путаными мыслями и сомнениями. Ощущение новой победы было непрочным, а страхи и колебания снова росли. «Может, вернуться? Сказать про все Курбаши?»
«Брось, Кошачок. Ты, как говорится, сжег все корабли…»
Мысли цепляются одна за другую. Проскочившее в них слово «сжег» напомнило о планах Копчика. Зачем он, гад, перекупил Позвонка? Вдруг все-таки решится поджечь мастерскую? Он такой — если шиза в извилину въедет, его и Курбаши не остановит.
«Так что же теперь? Может, и правда сжечь корабли? Все до одного? Окончательно?»
Мысль опять вильнула в сторону — оттолкнулась на этот раз от слова «корабли». Четырехмачтовое океанское судно неторопливо развернулось в аквамариновом просторе воды и неба и стало надвигаться на Егора многоэтажными парусами.
Надо же как перепутались слова разных песен… А кто сохранит на зыбком пути Егора?
«Слушай! Значит, ты просто-напросто трус?»
Но он не боялся теперь ни Курбаши, ни кого другого. То есть боялся, но не так уж… Сильнее был страх вот перед этой неприкаянностью, раздвоенностью. Так и маяться теперь? И тогда, чтобы в самом деле сжечь все корабли, разломать мосты, обрубить канаты и освободить себя от сомнений, Кошак сделал то, что «таверна» не простит уже никогда. Переход на сторону противника не прощают нигде никому.
В старой записной книжке он отыскал телефон Светки Бутаковой (в былые времена Егор иногда развлекался тем, что звонил ей вечером и загадочно молчал в трубку).
— Бутакова? Привет, начальница. Это Петров… — Он представил, как округлились у Светки глаза. — Ну, только не дыши так шумно от изумления. У меня один вопрос.
— Ну… какой вопрос? — наконец отозвалась та. Подозрительно и недовольно.
— Ты не знаешь, почему сегодня не было Ямщикова?
— А… тебе-то что?
— Волнуюсь за члена классного коллектива.
Светка подумала.
— Ты, наверно, опять какую-то пакость ему сделал?
— Дура. Чего бы я тогда тебя спрашивал?
— Ох и хам ты, Петенька… Ничего я не знаю про Ямщикова.
— А где живет, знаешь? Ты же командирша, все адреса должны у тебя быть записаны.
— Знаю, но не скажу.
— Военная тайна, что ли?
— Для тебя — да! А то ты опять со своей бандой к нему привяжешься.
— Извини, Бутакова, но ты снова дура. Если бы я имел к Редактору счет, стал бы я тебе звонить?
Она помолчала опять и соврала:
— Нет у меня адреса.
— Но у меня правда серьезное дело к нему! Не успею — будешь виновата!
Светка нерешительно сказала:
— У меня есть его телефон. Звони и сам договаривайся… Номер Ямщиковых Егор набрал, победивши стыдливую нерешительность и разозлившись на себя. Ответил голосок:
— Квартира Ямщиковых.
— Это… Иван?
— Ага… А это кто?
— Это… Егор Петров. Позови Веньку.
После молчания, после сердитого сопения в трубке раздалось:
— Чего надо, Кошак?
— Позови, Иван. Дело…
— Он не может говорить. У него ангина…
— Ч-черт… А отец дома?
— Че-го? — удивился Ваня.
— У меня дело не к Веньке, а к вашему отцу. Понял ты?
Ваня подумал, спросил:
— Позвать?
— Нет, постой. Скажи ваш адрес, я приду сам…
Рано утром, еще до школы, позвонил Курбаши.
— Привет, Кошачок… Слушай, как-то не закончился наш разговор, а?
— Разве не закончился? — напряженно сказал Егор.
— Может, сговоримся насчет кассеты? Валету ты ничего толком не ответил… Кошачок, у меня все по-деловому: товар — деньги… А? И не думай плохого, безопасность я тебе гарантирую.
— Ха. Ха. Ха! — сказал Егор.
— Да ты что! Мое слово железное. А цену я дам серьезную. Дело есть дело.
— Я сказал «ха» не насчет безопасности, — разъяснил Егор. — Я подумал: можно бизнес провернуть — пальчики оближешь… Нет, Курбаши, не буду я химичить. Мы с тобой люди благородные. Хочешь уступлю даром? То есть запись даром. А кассету — за девять гульденов, по номиналу, без процентов… Слушай на здоровье.
Курбаши помолчал. Спросил, будто из глухой глубины:
— Копию снял?