Острова и капитаны

Пытаясь умилостивить судьбу, Егор выцарапал из коврового ворса блестящую чешуйку и положил на край медного горлышка. Но легонькое стекло сорвалось и кануло в черноту кувшина. Егор лег на тахту и накрыл голову твердой подушкой.

Он не удивился и даже не испугался, когда раздался телефонный звонок и мать сказала из прихожей.

— Горик, тебя… Какой-то мальчик…

Мальчик, несомненно, был Ваня. И Егор понимал, чтоон сообщит. Будто во сне пошел к телефону. Сказал обреченно:

— Я слушаю…

Звонил действительно Ваня.

— Егор! Веник спрашивал про того мальчика. Что с ним теперь?

Первой была радостная, как вспышка, мысль: «Значит, неправда! Значит — жив!» Потом страх:

— Спрашивал… когда?

— Сегодня. Мы с мамой у него были.

— Ванька! А он… как?

— Да ничего уже… Врач сказал, что это позади… Ну, опасность всякая. Слабый только, придется еще лежать…

— Ванька, правда?!

— Ну, так врач сказал. Мне и маме…

Господи, неужели это возможно? Неужели конец мукам?

— Ванька, а…

Хотя что спрашивать! Если Венька сам задает вопросы, значит, и правда ожил. Каким-то мальчиком интересуется…

— Вань, а какой мальчик? Про кого он спрашивает?

— Ну, тот, которого ты отвез в Среднекамск…

Надо же! Все эти дни Егор и не думал о Заглотыше. Даже не спросил о нем у Михаила.

— Вань… Ну, ты скажи, что все в порядке! Он живет у моего брата, у Михаила. Нормально…

Если даже это не так, то пусть. Потом Егор разберется. Главное, чтобы Венька нисколько не волновался.

— Вань! А что еще Венька говорил?

— Он много говорил. Про всякое… Ты приходи, я вспомню и расскажу.

— Куда… приходить?

— К нам. Куда еще?

Тогда Егор сказал… точнее, выдавил, будто проламываясь сквозь стену:

— Ваня… как мне приходить-то… Я ведь… Ну, я же когда-то… с Копчиком был… тоже.

Ваня сказал сразу и очень серьезно:

— Конечно. Копчик этого и не мог Венику простить.

— Чего?

— Что ты от них ушел… Он тогда ведь не только из-за денег полез. Он сказал: «Мы тебе никогда не забудем, что ты Кошака отколол…» Егор, ты приходи. Недавно папа про тебя вспоминал…

— Как? — выдохнул Егор.

— Говорит: «Предупреждал ведь нас Егор, что за гад этот Копчик, а мы недооценили…» Веник хотел тебе записку написать, а медсестра сказала, что пока вредно… Приходи…

Егор зажмурился и кивнул. Потом сообразил, что Ваня этого не видит, и хрипло сказал в трубку:

— Ага…

Оказалось, что Егор не соврал, когда сказал Ване про Заглотыша. Тот в самом деле по-прежнему обитал у Михаила. Именно он ответил на звонок Егора. Негромким, но уверенным голоском:

— Квартира Гаймуратовых.

— Это ты, За… Витек, это ты?

— Ага.

— А где Михаил?

— Он на медкомиссии.

— А что такое? Опять спина?

— Ну… Он вообще… Он хочет увольняться из милиции и в школу идти работать. Или в газету…

— Вот так финт…

— Он говорит, что так лучше будет.

— Ему виднее… А ты-то как живешь?

— Хорошо.

— В школу ходишь?

— Хожу… У меня две пятерки по труду.

— Герой… Михаилу скажи, что с Венькой Ямщиковым все в порядке.

— Ага… Он уже знает.

— Все он всегда знает! — весело ругнулся Егор.

Появилась в прихожей Алина Михаевна.

— Опять ты по междугородному болтаешь!

— Тебе жалко?

— Между прочим, это денег стоит.

— Обеднеем из-за трех рублей?

— А ты знаешь цену этим рублям? Скоро сядем без гроша, тогда поймешь…

— Витек, пока. Потом перезвоню… — Егор положил трубку. Настроение у него не испортилось. Разговоры матери о грядущих несчастьях он всерьез не принимал.

Но оказалось, что слова Алины Михаевны — не пустые. Отца исключили из партии и сняли с должности. Его обвиняли в том, что при строительстве экспериментального цеха он заполнял какие-то дутые отчеты и сметы, рапортовал о готовности, которой не было, приписками добывал премии для монтажников и для себя. Разбор тянулся долго и привел к такому вот концу.

Отец после собрания вернулся молчаливый, усохший какой-то, с почерневшим лицом. Алина Михаевна встретила его, вопреки своему характеру, спокойно. Даже мужественно:

— Ну и что? Не такое в жизни бывает. Переживем. Хорошо, что до суда не дошло.

— Еще не хватало! — вскинулся отец. Он сидел посреди кухни в пальто, с портфелем на коленях. Будто в автобусе. — До суда! Они хотели… А за что? Один я, что ли, такой? У каждого рыло в пуху. Пока меня доить можно было, для всех был хорош! А теперь — кто в кусты, а кто правдолюбца из себя строит. Рады, нашли козла отпущения… А цех-то все равно стоит! Кто его поставил? Пестухов?

— Ты успокойся, — сказала Алина Михаевна. — Хочешь коньяку?

— А?.. Хочу.

Егор в тот вечер только что вернулся от Ямщиковых. Со спокойной душой. Потому что Венька прислал ему записку, что чувствует себя нормально, только врачи заставляют лежать и говорят, что после больницы загонят еще в лесную школу долечивать легкие. И жаль, что в больнице опять карантин из-за гриппа и Егора не пустят. Но это ничего. Потом все равно увидятся…

Не было в записке ни слова о Копчике, ни слова о том, что он, Венька, знает о мыслях Егора. Но между строк читалось: «Егор, ты живи и ни о чем таком не думай». И Егор почувствовал себя почти как в тот предновогодний вечер.