— Если бы… Это я Ревскому сказал, чтобы его не расстраивать. А вмазал я тому гаду при ребятах. И очень звонко… Но в суд он не пойдет, я ему пригрозил ответным иском: о нарушении тайны переписки, которое привело к тяжким последствиям…
— А куда же он жалобы писал?
— В приемник, моему прежнему начальству. Но Старик ехидно ответил, что старший сержант Гаймуратов по состоянию здоровья из органов уволен и потому никаких санкций руководство приемника-распределителя применить к нему не может… Тогда он разнюхал, что я устраиваюсь в «Комсомолец», написал в редакцию…
— И что?
— Ничего… Работаю поэтому в многотиражке Среднекамского пароходства. Товарищ Витя Короткий в «Комсомольце» развел руками: «Я всей душой, но понимаешь…» Впрочем, это и к лучшему…
— Почему? — не поверил Егор.
— Правда, к лучшему. Пришлось бы в университете переходить на журфак, а я не хочу.
— По-прежнему в педагоги тянет?
— Ты знаешь, по-прежнему. Или пусть с ребятами работают такие, как тот… битый?
«А он все равно работает», — подумал Егор, но не сказал, чтобы не огорчать Гая. Сказал другое:
— Многотиражка — это ведь все равно газета. Журналистика. Там не потребуют перехода на журфак?
— Там проще. К тому же при пароходстве организуется детская флотилия, что-то вроде клуба юных моряков. Меня берут на полставки инструктором. Вполне педагогическая должность.
— А что ты смыслишь в этих… во флотских делах?
— Ну, все-таки… Читал когда-то, интересовался… — Он усмехнулся. — И в детстве как-никак две недели на «Крузенштерне» провел. Чем не морская практика?
— Да, кстати, о Крузенштерне… — вздохнул Егор. И сказал наконец о главном: — Я тут такого нагородил. Если по шее надаешь, правильно сделаешь…
И, шагая с опущенной головой, пиная на асфальте окурки и щепки, он рассказал все, что было с ним и с Наклоновым…
Михаил слушал и несколько раз даже присвистнул. Сказал наконец:
— Знаешь, у меня такая мысль тоже мелькнула один раз. Насчет Наклонова. Зимой, когда ты о его повести упоминал… Но сразу улетучилась как чисто фантастическая… Смотри-ка, жизнь бывает похлеще фантастики. Финал как в романе Дюма…
— Паршивый финал-то, — сказал Егор. — Дурак я.
— Ну, что уж ты так себя казнишь…
— Конечно, дурак. Надо было подождать, когда напечатают, а потом шум поднимать.
Михаил поморщился:
— Знать и специально готовить ловушку? Это вроде той волчьей ямы…
— А теперь повесть вообще пропала. И у нас нет, и он печатать не станет…
— Думаешь, не станет? А вдруг переделает эпилог — и в издательство…
Егор улыбнулся горько, но с победной ноткой:
— Он же не знает, что у меня только эпилог. Он думает, что вся повесть Курганова.
— Дитя ты мое наивное, — грустно сказал Михаил. — Ничего такого он не думает.
— Почему?
— Ну, он же неглупый мужик. Если бы у тебя была вся повесть, шум бы ты поднял гораздо раньше… Он, конечно, догадался, что у тебя только звукозапись с «Крузенштерна» и списанный с нее текст…
— На той же машинке!
— Ну и что? Печать-то свежая… Впрочем, ты прав, на публикацию он не решится, побоится скандала…
— Вот я и говорю: дурак я… Надо сперва думать, а потом уж…
— Милый ты мой… — Гай оперся о плечо Егора (может, опять спина болит?). — На то мы и люди, а не роботы. Сперва шашки наголо и в бой, а потом уже соображать начинаем… Я вот тоже… Мне бы про того «воспитателя» статью в газету, чтобы его к ребятам больше не подпускали. Спокойную такую, деловую. А я — по морде… Хотя, честно говоря, не очень и жалею.
— Но он-то до сих пор там работает, — не выдержал сейчас Егор.
— Нет, в интернате уже не работает. Ребята выжили… А дальше… Ну, поглядим. Я его из виду не выпущу. Беда только, что не один он такой… А у тебя-то в школе как дела? Помимо последнего скандала…
— Ничего. Билеты долблю. Мне теперь, кроме как в девятый, некуда. В первое попавшееся училище я не пойду, а подходящего нету… А уезжать нельзя, мать одна останется… Правда, в мае бабушка из Молдавии хотела приехать, но это ненадолго.
— Если приедет, появись в Среднекамске. Хоть на пару дней.
Егор кивнул:
— Гай, мне этого пуще всего на свете хочется. Все время зимние каникулы вспоминаю… Иногда знаешь что? Когда тихо в комнате, кажется, будто хронометр стучит. Тот самый…
Михаил оперся на плечо Егора посильнее.
— Вот и ладно. Приедешь — заберешь хронометр с собой.
— Как… с собой? Почему?
— По простой причине, Егорушка. Он твой. По наследству…
— С какой стати-то? — пробормотал Егор. Но от радости затеплели щеки.
— С такой вот стати. Хронометр твоего отца… К тому же именно ты распутал историю рукописи Курганова.
— Ох уж «распутал»!
— Ну, все-таки… Кстати, я, может быть, скоро приеду снова, еще до праздников. Сам тогда и привезу…
На девятый день выдали в крематории урну. Никого из посторонних при этом не было. Егор и Алина Михаевна поехали на Березовское кладбище на такси. Урну везли в хозяйственной сумке, Егор держал ее на коленях.
В деревянном домике на кладбище стали они спрашивать, кто из рабочих должен пойти с ними закопать могилу. Как положено по выписанному наряду. Нужного человека не оказалось, ушел на перерыв. Небритый парень сказал Егору: