Тимку полюбили все. Казалось, не будь его на траулере, рейс бы тянулся дольше. По вечерам кто-нибудь из команды обязательно забирал ласковую собаку к себе в каюту. Взрослые люди, как дети, играли с ним, гладили и вздыхали: Тим был частичкой далекого и такого дорогого для нас мира суши. Тим напоминал о промелькнувшем когда-то давным-давно детстве. Кто из нас не имел своей собаки или не мечтал о ней? И Тимка шел к людям. «Тебе скучно, да? — говорили его добрые карие глаза. — Ну давай поиграем. Если хочешь, можешь даже за хвост меня таскать, я потерплю».
Только в три каюты Тим не решался заглянуть: в капитанскую, мою и старпома.
Строгий, громкоголосый капитан всем своим видом пугал собачонку, старпом явно не любил Тимку, а почему пес не приходил ко мне в гости, было неясно. И даже немного обидно: ведь и я принимал участие в его спасении.
Как-то в мрачном настроении я валялся на койке и разглядывал фотографию жены, вставленную в рамку расписания судовых тревог. Уже пятый месяц, как мы ушли из дома, пятый месяц! Как хочется домой! Крупная зыбь раскачивала траулер, и переборки противно скрипели. Звезды в иллюминаторе то бурно катились вверх, то замирали все вдруг, а потом водопадом обрушивались к залитой лунным светом воде… Качка. Тоска.
У дверей каюты вдруг послышался какой-то звук, и в приоткрытую, закрепленную на шторм-крючке дверь просунулся сырой нос. Тимка… Пес шумно принюхивался. Конечно же, запах моей каюты был необычен. Пахло тут не только привычным, морским, но и лентами для пишущей машинки, и копирками, и писчей бумагой. Тим внимательно поглядел на меня: можно? Я махнул ему рукой: «Входи!»
Тимка осторожно вошел в каюту и остановился возле койки, дружелюбно помахивая хвостом. Я ждал. Тим положил голову на край койки и замер, глядя мне в лицо. «Ну как ты? Плохо?…» — спрашивали его все понимающие глаза. «Плохо», — признался я. Тим стал очень медленно поднимать правую переднюю лапу. Положил ее на койку. Потом очень осторожно положил на койку и вторую переднюю лапу. Затем чуть вполз на койку и так же медленно принялся задирать заднюю лапу.
Засмеявшись, я схватил Тимку за шкирку и, подтянув, прижал к себе. Где-то возле моего сердца гулко билось сердце собаки, жаждущей сделать мне добро. Чем-то горячим плеснуло в душу, и я зажмурил глаза… А тоска отхлынула. Ничего! Первый, что ли, рейс?..
Тимка всю ночь спал у меня в ногах, и было очень приятно касаться голыми ступнями его горячего живота и сухого, посапывающего носа…
А через несколько дней наш пес пропал.
Встревоженный Саша обежал весь траулер. Он побывал и в ходовой рубке, и в машинном отделении, обшарил все жилые помещения, кроме кают старпома и капитана. Нет Тимки! Может, он опять свалился в воду? Ну конечно же, лаял утром на чаек, высовываясь между леерами полубака, и рухнул за борт!
— Поискать бы, Фаддей Фаддеевич, а? — сказал боцман капитану. — Ведь Тим что человек.
— Человек? — переспросил капитан. — Кто? Тимка — человек?
— Ну да, Тим, — пробормотал боцман.
Капитан захохотал и… направился в рубку. Судно развернулось. Мы с боцманом взяли бинокли, начали обшаривать горизонт. Матросы толпились на полубаке и пеленгаторном мостике. Увы! Не видно нашего морского пса.
Капитан приказал лечь на обратный курс. С отчаянием на побелевшем лице Саша побрел на корму поискать Тимку еще там, как вдруг дверь каюты старпома распахнулась.
— Что случилось? — хриплым со сна голосом спросил старпом.
Саша ахнул. Между старпомовой ногой и дверью просовывалась добрая морда Тима.
— Ничего. Уже все в порядке, — пролепетал матрос — Тим!
— Прорвался, подлец, и ко мне, — смущенно проворчал старпом, оттесняя Тимку в каюту, а потом просительно добавил. — Сашок, пускай он побудет у меня еще немного, а?..
А время шло. Почти шесть месяцев ловили мы рыбу, Тимка заметно подрос, стал сильнее, выдержаннее. С ним происходило еще немало различных приключений, но все они оканчивались благополучно. Рейс подходил к концу. Настал день, и мы направились в родной порт.
Домой, домой!.. Прошла неделя, другая, и остался позади утомительный путь через Атлантику, мы прошли Ла-Манш, миновали Северное море, Датский пролив, сутки плыли по Балтийскому морю и наконец увидели знакомые силуэты строений своего порта. Вот и берег, судно прижалось к стенке, накрепко пришвартованное к пирсу крепчайшими стальными канатами.
Мы дома! Визжат и прыгают от восторга по дощатому настилу пирса ребятишки, женщины с улыбками шарят глазами по нашим лицам, машут букетами цветов и что-то кричат… Здравствуй, Родина! Здравствуйте все!
И вдруг Тим завыл.
— Он привык к океану, — сказал Саша грустно. — Скучает.
— Ничего, скоро опять в рейс, — сказал я. — Не грусти, Тимка.
Мы действительно вскоре ушли в рейс, но до того, как траулер покинул порт, произошло немало серьезных и опасных для нашего доброго морского пса событий…