Когда в каком-нибудь приморском городке рождается будущий адмирал, ничто не шелохнётся на небосводе. Ни один даже самый ничтожный обломок астероида не изменит своей бестолковой орбиты. Адмиралы всегда вытёсываются из горных земных пород. Резец сначала берут в руки суетливые родители, потом подхватывает лукавый учитель, а завершает Мастер, которому остаётся «убрать всё лишнее» и придать чертам значительность и монументальность.
– Рождение адмирала. Всего-то… – Звёздные галактики, недоумённо, переглядываются. – И по этому поводу снова продувается воздух сквозь медные трубы? И во множестве штампуются позолоченные пуговички на китель? – Звёзды всплёскивают лучами. – Несчастные! Они хронически близоруки. Их тяга к величию похожа на неизлечимую болезнь. Неизлечимую потому, что люди сами приближают роковой час, они просто жаждут быть больными со всей страстностью своей неудержимой натуры. Неужели они до сих пор не осознали один из самых простых законов: «Адмиралом ты можешь стать и даже непременно им будешь (невелика наука для ума самовлюблённого, воинственного и кровожадного), но Окрылённым – никогда». – Среди звёзд раздаётся предостерегающий шёпот. – Да, кстати, передайте судьбу этого новорождённого адмирала на усмотрение Гибельной широты. Он всё равно проложит туда свой курс. Как-никак – адмирал! На всякого аскета найдётся свой разнузданный эпикуреец, за адмиральским флотом с оракульской невозмутимостью во взгляде следуют акулы, а рядом с солдатом невозмутимо прохаживается хирург, периодически проверяя лезвие скальпеля. Пророкам скучно на Земле.
И уже в следующий миг вся Вселенная, до самых отдалённых её окраин, всколыхнётся, придёт в движение и чутко прислушается – на Земле родился Окрылённый!
Само Время – великий и неоспоримый диктатор всего сущего на Земле – покинет свою неприступную цитадель с часовой башней, мерно спустится к люльке, почтительно склонится. Почтительно к себе и новорождённому. И затем до самых отдаленных уголков Вселенной долетает его зычный глас:
– Рождается тот, кто над временем! Эй, вы все: драгоценные и баснословно дорогие хронометры, уважаемые старинные ходики, дешёвые и вечно опаздывающие тикалки, электронные зазнобы – слушайте все! Теперь каждую вашу секунду и даже долю этой секунды вы будете сверять с его вдохом и выдохом. Вы можете быть точными, торопиться и опаздывать, вы даже можете остановиться навсегда, отныне…, – и Время так же величаво возвращается обратно, раскручивать маховик часового механизма.
На зов встрепыхнутся самые отдалённые космические окраины, находящиеся за всеми разумными пределами, где полыхают исполинские топки способные запросто сжечь дюжину другую галактик. Там начнут происходить удивительные метаморфозы. Расплавленные недра взволнованно зашевелятся, расплёскиваясь языками термоядерного пламени, рассыпаясь искрами путеводных созвездий, ну точь-в-точь, как в обыкновенном камине, когда потрескивают дрова и чёрные прогоревшие угли озаряются яркими салютами. И ещё долго потом мерцают во тьме таинственные рубиновые огоньки. Среди них и возник луч света! Он не ослеплял и не жёг, а скорее напоминал светлую чудную птицу, прозрачную, бестелесную. Птица вспорхнула на край ближайшего протуберанца, покачалась задумчиво над чёрной бездной, словно раздумывая о возможностях затеряться и навсегда сгинуть в этой непроницаемо бесконечной тьме. Но зов Времени не угасал, она смело взмахнула необыкновенными крыльями, широко и свободно, ярко вспыхнула, освещая округи, оттолкнулась от языка пламени и полетела, стремительно пронзая неизмеримые пространства, разгоняя дуновением сияющих перьев зыбкое время. Преодолев безжизненно-мрачные космические пустоши, чудесная птица-луч, вынырнула из тьмы и приблизилась к крохотной планетке, похожей на капельку лазури. Капельку приятно освещало ближайшее Солнце. На поверхности мирно кучерявились облака, а под ними купались материки, укутанные в кружево прибоя и похожие на драгоценную мозаику, сложенную из осколков полупрозрачных опалов, сердоликов, изумрудов. Птица-луч залюбовалась, здесь ей надлежало задержаться до определённого срока. А срок определял тот самый малыш в люльке, о котором упоминало Время.
На чудесной планете, как ни странно, было неспокойно. И каждому малышу в люльке ещё предстояло родиться. Кому адмиралом, кому Окрылённым, решать, конечно, им. Они вершители собственных судеб. Но пока они были маленькими и беспомощными, за них решали многочисленные родные тираны и тиранчики, регенты, дяди и тёти. Они были их любимыми узниками.
Сторожили узников жалкие подслеповатые обитатели сумрачных коридоров, шаркающей, но важной походкой прохаживались они туда-сюда, считая себя свободными лишь потому, что находились по ту сторону запертой двери. Под гулкими сводами было слышно их многозначительное перешёптывание, иногда раздавались язвительные смешки. Затем все звуки поглощались мрачными недрами. Ни свободы, ни вольного полёта – всё предопределено.