— Тем не менее мы надеемся объединить его с нашим посредством Ислама, — ответил Дауд.
— Да, надеемся, надеемся. Подчинение воле Аллаха обьединяет всех людей. — Теперь уже Джелаль ад-Дин убедился, что Искур не обращает на него внимания. Кочевник находился в достаточном отдалении. Джелаль ад-Дин продожил: — Даже болгар.
Дауд усмехнулся.
Искур что-то крикнул стражникам, расположившимся перед врезанными в укрепления деревянными воротами. Стражники закричали в ответ. Искур закричал снова, на этот раз громче. Стражники нехотя поднялись и открыли ворота. Они уставились на попутчиков Искура.
Проезжая через ворота, Джелаль ад-Дин торжественно отсалютовал им, уже хотя бы для того, чтобы привести их в смятение. Он указал на виднеющуюся впереди каменную стену, за которой находилась собственно Плиска:
— Видишь?
— Вижу, — сказал Дауд. Каждая сторона прямоугольной стены была размером менее полумили. — В наших землях это была бы простая крепость, а не столица.
Ворота в каменной стене были открыты. Проследовав за Искуром и Омуртагом в город, Джелаль ад-Дин закашлялся: Плиска воняла, как… нет, воняла хуже, чем большой город. Джелаль ад-Дин пожал плечами. Он знал, что рано или поздно перестанет замечать этот смрад.
Неподалеку от ворот стояло большое здание, искусно вырезанное из дерева.
— Это Телериг дворец, — обьявил Искур.
Рядом с дворцом было привязано к столбам множество степных пони, вроде тех, на которых ехали Искур и Омуртаг. А также, как с интересом заметил Джелаль ад-Дин, пара лошадей нормальной величины и мул, чья упряжь совершенно не походила на арабскую.
— А это чьи? — спросил он, указывая на них.
— Не знать, — ответил Искур. Он приложил руки ко рту и закричал в направлении дворца — крик, подумал Джелаль ад-Дин, является типичным болгарским подходом к решению любой проблемы. Через некоторое время открылась дверь. До этого арабы ее даже не заметили — так неразличимы были ее контуры среди изразцов.
Увидев, что из дворца кто-то вышел, Искур и Омуртаг повернули лошадей и ускакали прочь, не бросив даже прощального взгляда в сторону своих недавних попутчиков. Вышедший из дворца человек пару секунд рассматривал новоприбывших. Потом он поклонился:
— Чем могу служить, о мои повелители? — сказал он на достаточно хорошем арабском, чтобы Джелаль ад-Дин это отметил.
— Мы, посланцы халифа Абд ар-Рахмана, прибыли в ваш прекрасный город, — Джелаль ад-Дин знал, когда и что следует подчеркнуть, — по приглашению вашего хана, дабы разьяснить ему достоинства Ислама. Я имею честь обращаться к?.. — Он сделал паузу.
— Меня зовут Драгомир, мажордом могучего хана Телерига. Располагайтесь, будьте нашими гостями. — Драгомир снова поклонился. Ему было, как Джелаль ад-Дин прикинул, почти сорок. Он был приземист, хорошо сложен и светлокож. Большая коричневая борода обрамляла его широкое лицо, а голубые глаза были совершенно бесстрастны, как и полагается глазам хорошего мажордома.
Джелаль ад-Дин и его товарищи с облегчением соскользнули со своих коней. Как по волшебству, откуда-то появились мальчики — одни повели лошадей к столбам, другие понесли дорожные сумки внутрь дворца. Джелаль ад-Дин кивнул в сторону других крупных лошадей и мула.
— Скажи мне, будь добр, кому они принадлежат? — спросил он Драгомира.
Мажордом перевел свои бледные и скрытные глаза на столбы, потом назад на Джелаль ад-Дина.
— Эти лошади, — обьяснил он, — принадлежат делегации священников, приехавшей от Папы Римского по просьбе моего хана, дабы изложить ему достоинства христианства. Они прибыли сегодня.
Поздним вечером этого же дня Дауд ударил кулаком по стене комнаты, отведенной четверым арабам.
— Уж лучше пусть они останутся язычниками, чем станут христианами! — крикнул он.
Дауд гневался не только на Телерига, который пригласил в Плиску также и христиан, как бы выставив свою землю на аукцион — кто больше заплатит. Ярость Дауда была вызвана еще и голодом. На вечернем пиру была подана свинина. (Телериг же подан не был — какой-то языческий болгарский закон предписывал хану всегда есть в одиночку.)
— Это не так, — спокойно сказал Джелаль ад-Дин.
— Почему же не так? — Дауд бросил взгляд на старшего собеседника.
— Как христиане, они были бы дхимми, людьми Книги, и у них появилась бы надежда на рай. А если они не оставят свои языческие верования, то их души непременно попадут к шайтану до скончания века.
— Пусть шайтан забирает себе их души, языческие или христианские, мне не жалко, — сказал Дауд. — Но христианская Болгария, союзная Риму, может даже союзная франкам, встанет на пути продвижения истинной веры на север и может стать острием для ответного удара по Константинополю.
Джелаль ад-Дин вздохнул:
— То, что ты говоришь — правда. Но и истинная вера — правда, а правда непременно возобладает над христианскими заблуждениями.