Острова в океане

– Они сделали для него укрытие, Том, и у него была хорошая постель из веток, и вдоволь воды, и еда в глиняном горшке. Старались сделать, чтобы ему было удобно, и канавки прорыли в песке для стока. От берега к укрытию протоптаны были дорожки, и ходило по ним человек восемь или десять. Не больше десяти. Мы с Вилли очень осторожно его несли. Обе его раны гангренозные, и по правому бедру гангрена уже высоко поднялась. Может, зря мы его сюда притащили, лучше было вам и Питерсу поехать туда и допросить его на месте? Если так, то это я виноват.

– У него было оружие?

– Нет. Ни оружия, ни личного опознавательного знака.

– Дай мне мой джин, – сказал Томас Хадсон. – Как по-твоему, когда были срезаны ветки для укрытия?

– По-моему, не позже, чем вчера утром. Но я, конечно, не уверен в этом.

– Вообще-то он хоть что-нибудь говорил?

– Нет. Как увидел нас с автоматами, так и сделался точно деревянный. Вот только испугался Вилли. Должно быть, когда увидел его глаз. А когда мы его подняли, он улыбнулся.

– Чтобы показать, что он еще может улыбаться, – вставил Вилли.

– И сразу сомлел, – сказал Ара. – Долго еще ему умирать, как ты считаешь, Том?

– Не знаю.

– Ну, пойдем-ка наверх и выпивку с собой возьмем, – сказал Генри. – Я не доверяю Питерсу.

– Сперва съедим эту похлебку, – сказал Вилли. – Я голоден. А ему можно согреть банку с куриным бульоном, если Генри согласен.

– Если он от этого заговорит, тогда пожалуйста, – сказал Генри.

– Ну, навряд ли, – сказал Вилли. – Но, видно, и в самом деле свинство – совать ему эту похлебку, когда он так плох. Отнеси ему коньяку, Генри. Может, он его любит, как мы с тобой.

– Не тревожьте его, – сказал Томас Хадсон. – Он хороший фриц.

– Ну как же, – сказал Вилли. – Все фрицы хорошие, когда лапки кверху поднимают.

– Он не поднимал лапок, – сказал Томас Хадсон. – Он просто умирает.

– И с большим достоинством, – сказал Ара.

– Ты что, тоже записался в обожатели фрицев? – спросил его Вилли. – Значит, вас теперь двое – ты да Питерс.

– Прекрати, Вилли, – сказал Томас Хадсон.

– А тебе-то что? – сказал ему Вилли, – Ты же всего-навсего выдохшийся вожак горсточки пылких обожателей фрицев.

– Пойдем на бак, Вилли, – сказал Томас Хадсон. – Ара, когда суп согреется, отнеси его на корму. А вы, все, кто хочет, можете идти смотреть, как этот фриц умирает. Только не лезьте к нему.

Антонио хотел было пойти за Вилли и Томасом Хадсоном, но Томас Хадсон отрицательно покачал головой, и Антонио вернулся в камбуз.

Уже почти стемнело. Томас Хадсон только-только различал лицо Вилли. При таком освещении оно показалось ему более приятным, может быть и потому, что он стоял со стороны его зрячего глаза. Томас Хадсон посмотрел на Вилли, на обе якорные цепи, на еще маячившее в сумраке дерево на берегу. Ненадежный здесь грунт – песок, подумал он и сказал:

– Ну, Вилли, выкладывай, что там тебе еще не дает покоя?

– Ты, – сказал Вилли. – Изматываешь себя до полусмерти, потому что у тебя сын погиб. У всех дети умирают, не знаешь, что ли?

– Знаю. Еще что?

– Этот хреновый Питерс и этот хреновый фриц развели смрад на всю корму, и вообще, что это за судно такое, на котором первым помощником – кок?

– Как он стряпает?

– Стряпает он что надо и насчет вождения мелких судов знает побольше, чем мы все, вместе взятые, включая и тебя.

– Да, гораздо больше.

– А, к матери все это, Том. Ты не думай, что я злюсь на тебя. Мне не на что злиться. Просто я привык к другим порядкам. Но мне нравится это судно, и люди все мне здесь нравятся, кроме этого дерьмового Питерса. Только ты перестань себя изматывать.

– А я не изматываю, – сказал Томас Хадсон. – Я ни о чем не думаю, кроме работы.

– Ох, до чего же возвышенно, прямо набить тебя опилками да на кресте распять, – сказал Вилли. – Ты бы лучше о шлюхах думал.

– Что ж, мы в общем к ним и держим путь.

– Вот это другой разговор.

– Вилли, а ты сейчас как – ничего?

– Конечно. А что? Просто этот фриц меня разбередил. Они ведь так аккуратно его устроили, как мы никого бы устроить не сумели. Или, может, сумели бы, будь у нас время. А они вот нашли время. Ну, положим, они не знали, что мы так близко. Но как им не знать, что кто-то за ними гонится? Теперь уж все за ними гонятся. А они так заботливо его устроили, как только можно устроить человека в таком состоянии.

– Верно, – сказал Томас Хадсон. – И тех на острове они тоже очень заботливо устроили.

– Да, – сказал Вилли. – Вот в том-то и беда.

Тут вошел Питерс. Он всегда держался как солдат морской пехоты, даже когда был не в лучшем виде, и очень гордился той подлинной дисциплиной без внешних формальностей, которая была правилом на судне. Он больше чем кто-либо умел этим пользоваться. Но сейчас, войдя, он стал по стойке «смирно» и отдал честь, из чего стало видно, что он пьян, и сказал:

– Том, то есть, простите, сэр. Он умер.

– Кто умер?

– Пленный, сэр.

– Хорошо, – сказал Томас Хадсон. – Включи свой генератор и постарайся связаться с Гуантанамо.

У них, наверно, что-нибудь для нас есть, подумал он.

– Пленный говорил? – спросил он Питерса.

– Нет, сэр.

– Вилли, – сказал Томас Хадсон, – как ты себя чувствуешь?