Острова в океане

Томас Хадсон оторвал японскому адмиралу шейку, затем большими пальцами взломал скорлупу у него на животе и высосал всю креветку, и она была такая свежая и шелковистая на зубах и такая ароматная оттого, что была сварена в морской воде и приправлена свежим лимонным соком и черным перцем-горошком, – Томас Хадсон еще подумал, что лучших он нигде не едал, ни в Малаге, ни в Таррагоне, ни в Валенсии. И тут-то котенок подбежал к нему – бегом промчался через весь бар – и стал тереться о его руку и выпрашивать креветку.

– Они слишком большие для тебя, кискин, – сказал Томас Хадсон. Но все же отщипнул пальцами кусочек и подал котенку, и тот, ухватив его, побежал обратно на витрину табачного прилавка и стал есть быстро и жадно.

Томас Хадсон разглядывал этого котенка с его красивой черно-белой расцветкой – белая грудь, и белые передние лапки, и черная полумаска на лбу и вокруг глаз, – наблюдал, как он рычит и пожирает креветку, и спросил наконец, чей это котенок.

– Захотите, ваш будет.

– У меня дома уже есть двое. Персидские.

– Подумаешь, важность – двое! Возьмите еще и этого. Чтобы в их будущем потомстве было немножко кохимарской крови.

– Папа, можно нам его взять? – спросил один из его сыновей, о которых он теперь никогда не позволял себе думать. Мальчик поднялся по ступенькам с террасы, где он смотрел, как возвращаются к берегу рыбачьи лодки – как рыбаки убирают мачты, выгружают смотанную кругами снасть, сваливают рыбу на берег. – Папа, пожалуйста, возьмем его! Он такой красивый.

– Ты думаешь, ему будет хорошо вдали от моря?

– Конечно. А тут ему скоро станет очень плохо. Ты же видел на улицах, какие они жалкие, эти бродячие коты? А когда-то, наверно, были такие же, как он.

– Возьмите его, – сказал хозяин. – Ему будет хорошо на ферме.

– Слушай, Томас, – заговорил один из рыбаков, который, сидя за столом, прислушивался к их разговору. – Если тебе нужны коты, так я могу достать тебе ангорского из Гуанабакоа. Настоящего ангорского.

– А он точно мужского пола?

– Не меньше, чем ты, – сказал рыбак. За столом все засмеялись. На этом построены почти все испанские шутки.

– Только у него там шерсть. – Рыбаку захотелось вторично вызвать смех, и это ему удалось.

– Папа, ну, пожалуйста, возьмем этого котенка, – сказал мальчик. – Он мужского пола.

– Ты уверен?

– Я знаю, папа. Знаю.

– Ты и о персидских говорил то же самое.

– Персидские – другое дело, папа. С персидскими я ошибся и признаю это. Но теперь я знаю, папа. Знаю точно.

– Слушай, Томас. Хочешь тигрового ангорского из Гуанабакоа? – спросил рыбак.

– Да что он такой за особенный кот? Для колдовства, что ли?

– При чем тут колдовство? Этот кот никогда даже не слыхал ни о каком колдовстве. Он больше христианин, чем ты.

– Es muy posible21, – сказал другой рыбак; и они опять засмеялись.

– Сколько же он стоит, этот знаменитый кот? – спросил Томас Хадсон.

– Нисколько. Это подарок. Настоящий ангорский тигр. Это рождественский подарок.

– Иди сюда, в бар, выпьем, и ты мне его опишешь.

Рыбак поднялся по ступенькам. На нем были очки в роговой оправе и линялая чистая голубая рубашка, которая выглядела так, как будто еще одной стирки ей не выдержать. На спине между лопатками она стала тоненькой, как кружево, и ткань уже начинала расползаться. Штаны были тоже линялые, цвета хаки, и даже на рождество он был босиком. Лицо и руки у него загорели до черноты. Он положил свои руки, все в шрамах, на прилавок и сказал хозяину:

– Виски с лимонадом.

– Меня от лимонада тошнит, – сказал Томас Хадсон. – Мне с минеральной.

– А мне полезно, с лимонадом, – сказал рыбак. – Я люблю «Канада драй». А когда без лимонада, то мне противен вкус виски. Да ты послушай меня, Томас. Это же серьезный кот.

– Папа, – сказал мальчик, – пока вы с этим господином не начали пить, скажи, мы возьмем этого котенка?

Он привязал пустую скорлупу от креветки к обрывку белой хлопковой веревочки и играл с котенком, а тот, встав на задние лапки, словно вздыбленный геральдический лев, бил передними по этой приманке, которую мальчик раскачивал перед ним.

– Тебе очень хочется его взять?

– Ты же знаешь, что хочется.

– Ну возьми.

– Вот спасибо, папа. Большое тебе спасибо. Я его отнесу в машину и приласкаю, чтобы он скорее привык.

Томас Хадсон видел, как мальчик шел через дорогу, прижимая котенка к груди, и как потом вместе с котенком уселся на переднем сиденье. Верх машины был откинут, и Томас Хадсон из бара хорошо видел мальчика в ярком солнечном свете с примятыми ветром каштановыми волосами. Но котенка ему не было видно, потому что мальчик посадил его на сиденье, а сам пригнулся, прячась от ветра, и гладил котенка.

Теперь мальчика уже не было в живых, а котенок вырос и стал уже старым котом и пережил мальчика. А меня с Бойзом, думал Томас Хадсон, связывает теперь такое чувство, что ни один из нас не хотел бы пережить другого. Не знаю, думал он, часто ли случалось, чтобы человек и животное любили друг друга настоящей любовью. Наверно, это очень смешно. Но мне не кажется смешным.