Острова в океане

Да я, кстати, и сейчас чертовски голоден, подумал он. Куда к черту они подевались, все эти слуги? Хоть бы один показался. А на дворе ветер становился все холоднее. Это напомнило Хадсону тот холодный день в Марселе, когда они с бароном, подняв воротники пальто, сидели за столиком кафе на крутой улочке, сбегавшей вниз, к порту, и ели moules, разламывая тонкие черные раковинки, которые надо было вылавливать из горячей наперченной молочной похлебки с плавающим по ней горячим растопленным маслом, пили вино из Тавеля, на вкус такое, каким Прованс был на взгляд, и смотрели, как ветер раздувает юбки рыбачек, и туристок, и дурно одетых портовых проституток, когда те взбирались по крутой, вымощенной булыжником улочке, подхлестываемые мистралем.

– Вы очень нахальный молодой человек, – сказал барон.

– Хотите еще moules?

– Нет. Я хочу чего-нибудь посолиднее.

– Возьмем еще bouillabaisse24?

– Два супа?

– Я голоден. И мы теперь не скоро опять сюда попадем.

– Да, у вас есть-таки основания быть голодным. Ладно. Возьмем bouillabaisse и хороший cha'teau brian, это очень тонкое вино. Придется мне вас подкормить, распутник вы этакий.

– Что вы теперь думаете делать?

– Гораздо интереснее, что вы теперь думаете делать. Вы ее любите?

– Нет.

– А, ну слава богу. Для вас сейчас самое лучшее немедля это прикончить. Самое лучшее.

– Они приглашали меня к себе, на рыбную ловлю.

– Будь это охота, так, может, стоило бы, – сказал барон. – А рыбная ловля – это очень холодно и очень неприятно. И нечего ей делать из своего мужа дурака.

– Он, наверно, все знает.

– Нет, не знает. Знает только, что она влюблена в вас. И ничего больше. Вы джентльмен, так что все, что вы сделаете, будет правильно. Но ей нечего делать из своего мужа дурака. Вы ведь на ней не женитесь?

– Нет.

– Да она все равно не могла бы выйти за вас замуж, и нечего делать его несчастным, разве только если вы ее любите.

– Нет. Не люблю. Теперь я это знаю.

– Ну так я думаю, что вам надо все это прикончить.

– Я тоже так думаю.

– Рад, что вы согласны со мной. А теперь скажите мне по правде, какая она?

– Очень мила.

– Глупости. Я знал ее мать. Вот если б вы знали ее мать!

– Сожалею, что не знал.

– Да, уж действительно стоит пожалеть. Не понимаю, как это вы спутались с такими добропорядочными и скучными людьми. Или, может быть, она вам нужна для вашей живописи или чего-нибудь подобного, а?

– Нет. Это так не делается. Она мне очень нравилась. И сейчас нравится. Но я не люблю ее, и вообще все это стало чересчур сложным.

– Очень рад, что вы поняли. Ну, и куда же вы теперь думаете поехать?

– В Африке мы только что были.

– Совершенно верно. А почему бы вам не пожить немного на Кубе или на Багамских островах? И я бы, пожалуй, к вам присоединился, если бы достал денег дома.

– А вы надеетесь достать?

– Нет.

– Я, пожалуй, поживу немного в Париже. Давно не бывал в большом городе.

– Ну, какой это город – Париж. Лондон – вот город.

– Хочу посмотреть, что делается в Париже.

– Я вам все могу рассказать, что там делается.

– Да нет, я не о том. Хочу посмотреть картины, и кое с кем повидаться, и побывать на скачках – на Шестидневной и в Отейле, в Энтьене и в Ле Трамблэ. Почему бы и вам там не задержаться?

– Смотреть на скачки я не люблю. А играть – денег нет.

К чему сейчас все это вспоминать, подумал он. Барон умер, фрицы заняли Париж, а ребенок у принцессы так и не родился. Не будет его крови ни в каком королевском доме, разве что когда-нибудь пойдет у него из носу кровь в Букингемском дворце, что маловероятно. Если через двадцать минут никто из слуг не явится, я сам пойду в деревню и добуду яиц и немного хлеба. Это же черт знает что – быть голодным в собственном доме, думал он. Но уж очень я устал, идти не хочется.

Тут он услышал, что в кухне кто-то шевелится, и нажал кнопку зуммера, вделанную под крышкой большого стола, и услышал, как он дважды прожужжал в кухне.

Вошел младший слуга, похожий не то на молодого фавна, не то на святого Себастиана, с обычным своим вкрадчивым, хитрым и долготерпеливым выражением лица, и спросил:

– Вы звонили?

– А ты не слышал, что ли? Где Марио?

– Пошел за почтой.

– Как там кошки?

– Очень хорошо. Ничего нового. Большой Козел подрался с Эль Гордо. Но мы уже полечили ему раны.

– Бойз вроде бы похудел.

– Слишком много бегает по ночам.

– А как Принцесса?

– Немножко было загрустила. Но теперь уже опять хорошо ест.

– Трудно сейчас достать мясо?

– Мы доставали в Которро.

– Как собаки?

– Все здоровы. У Негриты опять будут щенята.

– Не могли вы подержать ее взаперти?

– Мы пробовали, да она удрала.

– Еще что случилось?

– Ничего. Как вам ездилось?

– Без происшествий.

Пока он говорил – коротко и раздраженно, как всегда с этим мальчишкой, которого он уже дважды увольнял и каждый раз принимал обратно, когда приходил его отец просить за него, – в комнату вошел Марио, старший слуга, неся письма и газеты. Он улыбался, и темное его лицо было веселым, добрым и ласковым.

– Как съездили?

– Под конец потрепало немножко.

– Figu'rate. Воображаю. Сильный был норд. Вы ели?

– Тут нечего было есть.