Острова во времени

– Да, все нормально. – Молодой человек выпрямился. – Я готов умереть, если это спасет тебя, серьезно, серьезно!

– Не надо умирать, Зак. Теперь на обоих берегах озера будет мир.

– Но что же я натворил… мне нет прощения… – Он обвел безумным взглядом Полли, Тынака, епископа.

– Закари, – заговорил епископ мягко, но убедительно, – Уильям Ленгленд, который писал около тысяча четырехсотого года, сказал: «И все зло в мире, какое человек способен сотворить или измыслить, пред милосердием Божиим не более как тлеющий уголь, брошенный в море».

Закари замотал головой:

– Я вышел за рамки… за рамки милосердия.

Он тяжело дышал, синева вокруг губ сделалась отчетливее. Целитель протянул руку и положил ладонь на грудь Закари. Так же, как в свое время Волчонок выровнял дыхание епископа, целитель выравнивал дыхание Закари.

– Помогите ему! – велел Тынак. – Если сейчас кто-то умрет, это будет дурным знамением.

Карралис опустился на колени, приподнял Закари и прислонил его к своей груди. Левой рукой друид поддерживал юношу, а правую сунул под мокрую одежду Закари и кивнул целителю. Старик расстегнул на Закари куртку и рубашку, обнажив грудь юноши. Затем его руки присоединились к рукам Карралиса, бережно паря над телом, как будто старческие пальцы к чему-то прислушивались. Карралис дышал медленно и ровно, так, чтобы обмякшее тело Закари, прижатое к сильному и здоровому телу друида, почувствовало и подхватило ритм. Карралис посмотрел на епископа:

– Помогайте, пожалуйста!

И епископ тоже опустился на колени и простер свои длинные тонкие пальцы над грудью Закари.

Целитель кивнул Полли.

Девушка последовала их примеру – и оказалась втянута в поток живительной силы, исходящей от целителя, Карралиса и епископа. Их руки, ни к чему не прикасаясь, бережно кружили над бледной, слабой грудной клеткой Закари. Полли снова ощутила это золотистое покалывание, а потом острая боль пронзила ее тело, будто молния, пронзила и ушла прочь, оставив слабость и дрожь. И снова вернулась золотистая теплота.

Руки Карралиса будто жили собственной жизнью. Они порхали в воздухе, как птичьи крылья, крылья Жар-птицы. Его глаза из безмятежно-синих сделались цвета пылающего золота, как камень в его гривне; чуть заметные морщины углубились, стали резче. Он оказался намного старше, чем думала Полли. Она чувствовала, что ее руки, ее глаза, ее разум, все ее тело захвачены той электрической энергией, которую Карралис, целитель и епископ посылали в тело Закари. Она чувствовала, как они исправляют его сердце – но далеко не только сердце. Исцеление протекало не только на физиологическом уровне – оно что-то меняло в самой сущности Закари.

Время замерцало и застыло. Полли не знала даже, дышит ли она, бьется ли ее сердце. Все сосредоточилось на Закари.

Тынак с шипением выдохнул, и время двинулось дальше. Полли ощущала ровное биение собственного сердца. Покалывающая теплота ушла из рук, но на этот раз руки не мерзли – они были теплые и сухие. Карралис сел на пятки, по-прежнему прижимая к себе Закари.

– Все хорошо! – выдохнул целитель.

– Все хорошо, – улыбнулся Карралис.

– Все хорошо, – подтвердил епископ, встав и глядя на Закари сверху вниз.

Полли села на пятки:

– Закари!

Синева у него на губах исчезла.

– Я… я… я… – пробормотал он.

– Тише, тише, – сказал епископ. – Не надо ничего говорить. – Он посмотрел на Карралиса: – Ну как его сердце?

– Сойдет, – ответил Карралис. – Бывает и лучше, но сойдет.

– Много силы, – вступил целитель. – Хорошая, добрая сила. – Он посмотрел на Ога, который сидел и наблюдал за ними, насторожив уши, на Луизу Большую: змея лежала смирно, свернувшись кольцом. – Все работают вместе. Хорошо!

– А что, я… я… я теперь здоров? – дрожащим голосом произнес Закари.

– Не то чтобы совсем здоров, – ответил епископ, – но вот Карралис говорит, что твое сердце еще послужит.

– Ага… да… – Щеки юноши слегка порозовели. – Я просто не знаю, что сказать…

– Не надо ничего говорить.

– Но ведь я же готов был погубить Полли, а вы мне все равно помогли!

– Если мы будем выпячивать твою вину, от этого ни Полли, ни кому-то еще из нас лучше не станет. Но ты должен нам помочь тем, что будешь как следует заботиться о себе. В обновлении нуждается не только твое сердце.

– Да-да, я знаю, знаю… На этот раз я все понимаю!

– Идемте! – Карралис встал. – Буря миновала. Теперь пойдет дождь.

Облака вновь сошлись, и на землю хлынул дождь – ровный, пронизывающий дождь, утоляющий жажду изможденной земли. Теперь можно будет сеять озимые: земля готова к весне.

– Плывем на тот берег, – добавил Карралис. – Анараль, Волчонок, Тав – все ждут и тревожатся.

Тынак и целитель проводили их до каноэ. Клеп, поддерживаемый Зимним Инеем и Черным Стрижом, стоял на берегу и махал на прощание.

– Передайте Анараль, что я ее люблю!

Теперь, когда Клеп выучил слово «любить», его лицо озарялось радостью всякий раз, как он произносил его.

Целитель вскинул руку, благословляя их.

– Идемте, – сказал Тынак целителю и Клепу. – На шестой день луны мы пригласим их на пир – все племя. Они не откажутся, если вся еда будет их.