«Сафина» то поднималась на огромных, как цирковые шатры, волнах, то падала вниз. Гигантские волны окружали корабль со всех сторон. В какое-то мгновение мы проносились над водой, потом зарывались носом в глубокий провал. Но мои попутчики преспокойно сидели на мостике и жевали листья бетеля, как будто ничего особенного не происходило.
— Страшновато, — сказал я Чакраборти.
— Еще миль двадцать нам плыть по такому морю, — «успокоил» доктор.
Я специально говорил по-английски, чтобы члены экипажа ничего не поняли.
— А этих ребят волны, видимо, совсем не пугают?
— Для них это обычная работа, — со смехом промолвил Чакраборти. — Вы бы видели пролив Десятого градуса во время шторма. Вот тогда волны пенятся, крутятся и ударяют по судну с такой силой, что даже большие корабли содрогаются и скрипят. Но можете не беспокоиться, вы в надежных руках. Эти люди не получили образования, не кончали никакого мореходного училища, но они знают море как свои пять пальцев.
К вечеру теплоход вышел из пролива. Море успокоилось. Мы не собирались заходить в Кар-Никобар, который раскинулся у выхода из пролива, а направились прямо в Нанкаури, на сто миль дальше к югу. Там находился пост маляриологов. Наступил вечер, небо закрыли белые облака, в центре которых виднелось розовое пятно, словно след от губной помады на женском носовом платке. Некоторое время вокруг судна кружил буревестник, потом большая стрекоза. Какие сильные крылья должны быть у этого насекомого: ведь до ближайшей земли — безлюдного острова Батти-Мали — лететь на восток по меньшей мере миль сорок!
Удивительно, как место, о котором вы раньше читали или что-то слышали, не совпадает с вашим представлением о нем. Мне все говорили, что Никобарские острова, и в частности Нанкаури, это царство кокосовых пальм, а я увидел на следующее утро лишь узкую полоску зелени, проглядывающую сквозь ленту тумана, расстилавшегося над морем. По мере приближения к берегу полоска становилась шире и в конце концов приобрела очертания густого леса. Правда, среди деревьев были и кокосовые пальмы, но они росли в основном у кромки леса. За ними, на холме, виднелись вечнозеленые растения, среди которых то тут, то там возвышались купола четочника. На первый взгляд растительность казалась однообразной, но, когда мы свернули в пролив с высокими скалистыми берегами, о которые с пеной разбивались волны, и яркое, как и повсюду на Андаманах, солнце поднялось из-за гребня холма, зелень засверкала изумрудным блеском.
Нанкаури расположен на трех островах: собственно Нанкаури, Каморта и Тринкат, которые соединены проливом длиною в семь миль и образуют одну из самых безопасных гаваней мира. Пролив имеет форму полумесяца, в одной из небольших бухт которого находится глубокая и безопасная якорная стоянка с деревянным причалом. Здесь и пришвартовалась «Сафина».
Гавань Нанкаури с трех сторон окружена сушей, и вода в ней настолько чиста, что я видел каждую рыбешку, проплывавшую в ней. Это были главным образом мальки изумительной окраски, с зелеными спинками и бледно-голубыми брюшками. Они были поразительно прозрачными. Мальки передвигались среди водорослей на морском дне, словно облачка, но когда на них нападала большая рыба, тотчас же выпрыгивали из воды и с шумом, как капли дождя, падали обратно в воду.
— Приветствую вас, — послышался сзади меня чей-то низкий голос. Я обернулся и оказался лицом к лицу с высоким толстым мужчиной с бородой, которая закрывала почти все его лицо.
— Меня зовут Мусаджи, — продолжал мужчина. — Я управляющий Никобарской торговой компанией. Мне сообщили о вашем приезде. Пойдемте, пожалуйста, в дом для гостей. Ваши вещи уже там.
Я последовал за ним по деревянным сходням, содрогавшимся от топота сотен ног полуголых никобарцев, таскавших грузы на своих спинах.
Прибытие «Сафины» было событием для города, и на пристани царило необычное для этих мест оживление. И все же по сравнению с толпой индийцев, оказавшихся в подобной обстановке, люди казались мне какими-то тихими — не было слышно ни криков, ни голосов спорящих, лишь изредка долетали обрывки разговоров. Тишина была столь непривычной, что я не удержался и сказал об этом моему хозяину.
Мусаджи рассмеялся и его борода затряслась:
— Вам кажется, что здесь тихо. Все приезжающие в первый раз обращают на это внимание. Никобарцы очень спокойный народ. Они никогда не ссорятся, никогда не дерутся, а если кто-либо из них недоволен другим, то он, расстроенный, просто отходит в сторону, и только. Вам, вероятно, не хватает шума, к которому вы привыкли на материке. Здесь нет ни поездов, ни автомобилей, пи лошадей, ни быков. Вначале их как-то не хватает, а потом вы постепенно привыкаете к этому. Взгляните на меня. Я живу здесь уже десять лет и так привык к тишине, что, когда езжу на материк, шум начинает раздражать меня, и я мечтаю поскорее вернуться обратно.