Островитяне

— Зря ты так, — сказал я, заканчивая рисунок. Потом посмотрел на друзей. Трудно объяснить им, что я чувствую. — Мне это не кажется домашним заданием, — начал я. — В смысле, когда она мне его только дала, тогда казалось. — Я фыркнул. — Ну, понятное дело. Но… потом я взялся за дело, и мне понравилось. Понимаете, я когда сюда приехал, то знал о природе гораздо меньше, чем вы. И не буду врать — здорово вам завидовал. Поэтому каждый день ходил, рассматривал. И все, что видел, потом зарисовывал и описывал в этой тетрадке. Очень тщательно — Хани сказала, что подробности крайне важны, если мы хотим определить, что перед нами. Мы с Хани потом искали мои находки в ее книгах. Я собираюсь выучить названия всех птиц, растений, деревьев, животных — всего, что есть на Дьюисе. Мне кажется, тогда мне тут будет как-то уютнее. И не так страшно, ну, потому что все не будет казаться чужим. — Я стал рисовать дальше. — Плюс Хани это очень нравится.

Мейсон пожал плечами.

— Да, совсем не похоже на школьную домашку. — Он придвинулся поближе. — А мне можно попробовать? Я тоже неплохо рисую.

Я без особой охоты отдал ему карандаш. Мейсон взял стул и склонился над моей тетрадкой. Мы с Лоуви следили, как он рисует черепаху Пирата. Да, Мейсон не обманул. Рисовал он просто здорово!

— Вот, — сказал Мейсон, передавая мне карандаш. — Что скажешь?

— И сколько у тебя это заняло времени — типа, минуту? — спросил я.

— Ну, нас этому учили. В бойскаутах, — пояснил Мейсон.

— А я совсем не умею рисовать, — сообщила, поведя плечами, Лоуви.

— Зато ты очень наблюдательная, — сказал ей я. — Поможешь определить, какие вещи я сегодня нашел?

Лоуви тут же повеселела.

— Конечно!

Я вывалил на стол содержимое своего рюкзака.

— Классные ракушки! — восхитилась Лоуви и тут же принялась их сортировать. — Вот эта белая длинная с загнутым краем называется трубач, — добавила она, в очередной раз изображая из себя всезнайку.

— Потому что она похожа на трубу, в которую трубят, — предположил Мейсон.

— А я это и раньше знал, — сообщил я.

Лоуви сказала:

— А знаешь ли ты, что, если найти сросшуюся пару, тебя ждет удача?

— Нашей семье она как раз очень нужна, — заметил я.

Мейсон рассмеялся.

— Лоуви, ты все выдумываешь!

— А вот и нет!

Еще час мы вместе пополняли мой журнал. Мейсон зарисовывал собранные мною ракушки, а мы с Лоуви пытались определить их названия с помощью плакатов на стене и нескольких книг.

Когда пришла пора возвращаться домой, Мейсон с Лоуви решили, что будут вести собственные журналы наблюдений.

Я вернулся к себе в «Птичье Гнездо», поставил на место тележку, подключил к электропитанию, через две ступеньки взлетел по лестнице к дверям. В руке — полный кувшин с водой, под мышкой — почта для Хани; я распахнул двери и крикнул:

— А вот и я!

Хани в гостиной не было. На плите и в раковине громоздилась грязная посуда.

«Ну, опять», — подумал я.

— Хани? — позвал я, заходя в гостиную. Потом услышал ее голос — вроде она говорила по телефону. Дверь в ее спальню была приоткрыла. Я заглянул — Хани сидела на кровати. То, что и здесь беспорядок, меня даже не удивило. На спинке стула висела одежда, туалетный столик был завален всякой всячиной. Но это не имело значения. Лицо у Хани было очень серьезным.

Я осторожно обошел незастеленную кровать, встал к бабушке лицом. Увидев меня, она подняла палец — подожди, мол. Глаза у нее были красными от слез.

— Да, понимаю, — сказала она в трубку. — А вот и Джейк вернулся. Поговори с ним. — Хани взглянула на меня, улыбнулась сквозь слезы. — Твоя мама, — пояснила она. Голос дрожал.

Я вдохнул поглубже — мне вдруг стало страшно. Новости явно нехорошие — иначе Хани не стала бы плакать.

— Мам?

— Привет, сынуля.

От звука ее голоса меня захлестнули чувства.

— Как дела?

— Хорошо. — Я так стиснул трубку, что руке стало больно.

— Джейк, пожалуйста, соберись с силами.

— Что такое? Что-то с папой?

— Сынок… — Мама умолкла. — У папы дела не очень. Но он у нас борец. И борется… за жизнь.

У меня пересохло во рту.

— Так он… — Я с трудом сглотнул. — Он может умереть?

— Надеюсь, что этого не случится, — ответила мама. — Пойми, пожалуйста. Его тело как бы ведет войну. И папа уже выиграл не одну битву. Мы все им очень гордимся. Но некоторые битвы он проиграл. — Мама помолчала, прерывисто вздохнула. — Сегодня утром ему сделали операцию.

— С ним все хорошо?

— Да. Операция закончилась. Но… врачи не смогли спасти его ногу.

Я попытался представить себе, что это значит.

— А что с ней случилось?

— Она была сильно повреждена. Врачи не смогли ничего сделать. — Мама помолчала. — Пришлось ее отнять.

В голове у меня помутилось. Я не мог себе этого представить.

— Да ты о чем? Ему отрезали ногу?

— Да. Эту битву он проиграл, зато теперь наверняка выиграет войну. Ты понимаешь, о чем я?

Горло сжалось — я изо всех сил старался не расплакаться.

— Джейк? Ты меня слышишь?

— Да, — прохрипел я.

— Ты, главное, помни, что твой папа остался твоим папой. Пусть без ноги, это все тот же человек. И он скоро пойдет на поправку. Это самое важное. Мне придется побыть с ним подольше. Ему без меня будет плохо.