Островитяне

- Так где же у вас логика, мистер Кембл?

- Логика? - Кембл сморщился, потер лоб - и вдруг, нагнув голову, как бык, пошел прямо на викария.- Да, женой! Я сказал - моей женой... Да! И простите - я... я хочу остаться один, да!

- Ах, так? Хо-ро-шо-с! - Викарий вышел с высоко поднятыми бровями согласно рубрике: холодное негодование.

10. ЭЛЕКТРИЧЕСКИЙ УТЮГ

Был уже июнь. Деревья в парках, к сожалению, потеряли свой приличный, подстриженный вид: цвели олеандры, вылезали изо всех сил, как попало, в абсолютном беспорядке. По ночам заливалось птичье, совершенно не считаясь с тем, что в десять часов порядочные люди отходили ко сну. Порядочные люди сердито хлопали окнами и высовывались в белых колпаках.

Впрочем, надо сознаться, анархический элемент был даже и в Джесмонде, и этот элемент - происходившее одобрял всецело. Умудрялись избегнуть бдительного взора парковых сторожей и после десяти оставались в кустах слушать пение птиц. Кусты интенсивно жили всю ночь, шевелились, шептались, а месяц всю ночь разгуливал над парком с моноклем в глазу и поглядывал вниз с добродушной иронией фарфорового мопса.

Все это производило какую-то странную болезнь: и кусты, и жара, и месяц, и олеандры - все вместе. Диди капризничала и хотела неизвестно чего, и Кембл терялся.

- Жарко. Я не могу... - Диди расстегивала еще одну пуговицу блузы, и перед Кемблом мерно колыхались волны: белые - батисты, и еще одни - розовые, и еще одни, шумные и красные - в голове Кембла.

Кембл старался занять Диди чем-нибудь интересным:

- ...Знаете, Диди, на Кинг-стрит в окне я вчера видел электрический утюг. Такая прелесть, и всего десять шиллингов. Я думаю, нам уже можно бы начать обзаведение.

Но Диди даже и на это отзывалась очень вяло. Нет, она, кажется, больна.

Спускала шторы. Ложилась в кровать.

- Посмотрите, Кембл: у меня жар. Ну вот тут - ведь правда? Нет, глубже - сюда... - клала руку Кембла.

И опять весь Кембл собирался на нескольких квадратных дюймах руки и слышал, издали откуда-то: мерными толчками колыхалась кровь и рвалась наружу, минута еще...

Но у Кембла, слава Богу, руль опять в руках, и он твердо правит к маленькому домику с электрическим утюгом. Кембл вытаскивал руку.

- Да, кажется, жар. Это - ничего, просто - погода...

На камине - мопс Джонни и в окне - месяц с моноклем улыбались одинаковой улыбкой. Кембл сердито вставал и повертывал Джонни носом к стене.

- Нет, уж пожалуйста - уж пожалуйста... Лучше дайте его мне,протягивала руки Диди.

Нырял месяц в легких батистовых облачках, тускнел и сейчас же опять усмехался, и в ответ - мерцало и менялось каждую секунду лицо Диди, сцеплялись и опять расцеплялись брови, думала, думала... А о чем теперь думать? Все квадратно-твердо впереди: и маленький домик, и сияющий белизною порог, и ваза для воскресных гвоздик - зеленая или голубая

- Джонни, миленький мой Джонни,- обнимала Диди фарфорового мопса.Поцелуй меня, Джонни. Так... еще. Еще! Еще!

Целовала мопса, и он становился все теплей, оживал. Душила его своими духами - сухим от бездождья, сладостно-едким левкоем. Топила насмешливую морду Джонни в белых и розовых волнах и называла его странными именами.

А Кембл сидел молча, упрямо выставлял месяцу каменный подбородок - и так был похож на портрет покойного сэра Гарольда.

О'Келли теперь редко заходил, но если заходил - то все такой же: заспанный, расстегнутый, злой и веселый. Кембл серьезно ему рассказывал:

- Двадцать фунтов уже есть. Еще тридцать - и на пятьдесят уж будет можно купить всю мебель...

- А без мебели - никак нельзя? - ухмылялся О'Келли.

- О да, конечно - нельзя,- невозмутимо серьезно отвечал Кембл.- И вовсе нечего смеяться: что тут смешного? Все совершенно логично.

- Ну, голубчик Кембл, на логике надо ездить умеючи, а то, чего доброго, разнесет.

И Бог знает к чему - рассказывал О'Келли про свою тетю Иву: на старости лет поперхнулась умом и стала питья бояться - как бы не выпить какую бациллу. Бациллу не выпила - а от непитья померла очень скоро.

Понемногу начала прислушиваться Диди, медленно расцеплялись брови, медленно просыпался смешливый паж. Вот подошел О'Келли к камину, взял мопса Джонни.

- Ну до чего он на меня похож, а? На него глядя - я мог бы без зеркала бриться.

Брови совсем расцепились - Диди хохотала

- Это - просто гениально, если вы сами придумали Ну, сознайтесь, сами или нет? Ну - сознавайтесь? - трясла О'Келли, беспомощно болталась его голова, из кармана сыпались свертки.

- Ага, фисташка? Ага, устрицы? А шампанское есть?

Ну, как же не быть? И на зеленом ковре начинался веселый пикник. О'Келли глотал устриц и закусывал англичанами. Ох, уж эти англичане!

- ...Праведны как... как устрицы, и серьезны - как непромокаемые сапоги. Боже ты мой - англичане! Я бы всех их - лимонным соком - этак, вот этак... Ага, закопошились?

Потихоньку открывалась дверь - и появлялась Нанси. Она была наполовину ирландка, и поэтому О'Келли приветствовал ее особенно сердечно. А кроме того, она.

Нанси была в одной нежно-розовой рубашке и с мохнатой простыней в руках. С невиннейшим видом она обходила все комнаты и предупреждала: