Островитяния. Том третий

— Я знаю, вид у меня взволнованный, но это не так! Ничего мне не говори. Меня не волнует, кто была твоя любовница. Я все понимаю.

— Ты веришь, что все позади?

— Ах, конечно! Есть вещи, которые человек обязательно должен пережить. Скажи, что это одна из таких вещей, и я никогда больше не стану беспокоить тебя своим любопытством… или ревностью. Я знаю, знаю, что ты любишь меня, и эту землю, и что мы значим для тебя.

— Все позади, — ответил я. — Это была апия,но это было прекрасно.

— Вот и все, что я хотела знать. И пусть для тебя это будет прекрасно.

— Прекрасное и сейчас рядом со мною.

— Не надо нас сравнивать. Мы разные, я уверена.

— Это правда… но это имя, Хиса…

— Замолчи. Теперь я знаю все, что мне нужно.

Она быстро пошла вперед, к конюшне, и я догнал ее уже у самой двери.

— Я не скажу тебе, — произнес я. — Обещаю.

Свет фонаря озарил наши смеющиеся лица.

Войдя, мы увидели Стеллину и Неттеру. Неттера стояла лениво прислонясь к столбу, наблюдая, как Стеллина изящными, но умелыми движениями раскладывает солому, готовя подстилку лошадям. На Стеллине был длинный плащ, серого с красноватым отливом цвета, который так ей шел. Полы плаща развевались в такт ее движениям. Она откинула капюшон со своей маленькой красивой головки и была изящна, как танагрская танцовщица, но сухощавей и проще.

Глэдис и я подошли, смех еще, должно быть, искрился в наших глазах, и обе наши гостьи тоже улыбнулись нам во время приветствия; я без слов чувствовал, что все — и гости, и хозяева — рады видеть друг друга.

К дому мы пошли парами: Глэдис и Стеллина впереди, Неттера подождала, пока я погашу фонарь и запру двери.

Наши гостьи были двоюродными сестрами, и, когда оказывались рядом, их сходство бросалось в глаза. Обе были стройными, хрупкими на вид — изящно сделанными статуэтками; выражение лиц у обеих говорило о невозмутимом внутреннем спокойствии, выработанном за счет собственных усилий (доставшемся не просто); у обеих были самые ясные, лучистые глаза, какие лишь можно представить, только у Неттеры они были затуманены мечтательностью.

Я всегда невольно удивлялся, видя ее в обыденной обстановке и говорящей об обычных, простых вещах.

По ее словам, она была рада навестить нас, хотя вряд ли бы сама додумалась, не пришли ей Стеллина письмо. Переехав к Байнам, она почти никуда не отлучалась, разве что временами заезжала домой, в Нижнюю усадьбу Хисов. Стеллина просила ее съездить вместе в гости к Лангу и Гладисе. Вчера они встретились в Тори. Байн ни за что не отпустил бы ее одну!

В тоне Неттеры иногда проскальзывала досада.

— Почему вы не взяли его с собой? Я был бы рад повидаться с ним.

— Ах, вы забываете о ребенке!

— Как он?

— Хорошо… как и Байн. Мне иногда с трудом верится, что это мой ребенок.

— А ваша музыка, Неттера?

Она ответила не сразу:

— Я сказала, что буду играть для вас, и я сдержу слово.

— Мне бы хотелось снова послушать вас, да и Гладисе тоже.

— Стеллина говорила, будто у Гладисы скоро появится иностранный инструмент — «фортепиано». — Она тщательно выговорила это диковинное для нее слово, но чувствовалось, что ей любопытно. — Его уже привезли?

— Пока нет.

— Можно я еще заеду к вам его послушать?

— Наш дом — ваш дом, Неттера… Но почему бы вам не остаться, пока его привезут?

— А когда это будет?

— Его доставят по реке из Тэна, дней через пятнадцать-двадцать.

Неттера снова замолчала.

— Нет, — сказала она наконец. — Если я останусь надолго, я уже никогда не вернусь. Мне так хотелось бы поездить по стране, поиграть для родных людей или просто для себя, познакомиться с другими музыкантами. Но у меня ребенок и муж, который очень любит меня, и я не могу причинять ему боль.

— Но вы еще приедете?

— Мне хотелось бы послушать «фортепиано».

На том мы и порешили.

— Как ваша сестра, Наттана? — спросил я.

— Ах, Наттана! — произнесла Неттера, мысли которой, похоже, витали где-то далеко. — Она все за работой да за работой. И на лбу между бровей у нее появилась морщинка. Иногда вдруг срывается с места, садится на лошадь и уезжает. Случается, навещает и меня, и мы вместе гуляем. Но скоро она забывает об окружающем и снова начинает думать и говорить только о своей работе. Потом прощается и уезжает.

— Она счастлива? — спросил я.

— Она не скучает по вам, — ответила Неттера, — но…

Я ждал, что она еще что-то скажет, но так и не дождался.