Островитяния. Том второй

22 ИЮНЬ 1908-го. — СЛОВО ЛОРДА ДОРНА

На следующий день, пятнадцатого июня, я пришел на заседание пораньше: мне хотелось занять удобное место, поскольку оживление на ужине у Перье заставляло предполагать, что дипломатические ряды будут переполнены, однако публики было мало. Может быть, посланники рассчитывали, что речь затянется и они еще успеют прийти к ее окончанию, либо же своим отсутствием они собирались выразить молчаливое неодобрение. А может статься, причина крылась просто в том, что сегодня прибывали пароходы. Как бы там ни было, почти никто не явился. Зато на скамьях с островитянской стороны не было ни единого свободного места, и некоторые даже заняли скамьи боковых рядов, обычно оставляемые для иностранцев.

Любой член Совета имел право задать вопросы лорду Море касательно вчерашнего выступления, но никто не пожелал этого сделать. Напряженная пауза затягивалась. Тор несколько раз обращался с просьбой задавать вопросы, но ответом ему было молчание. И сторонники Моры, и сторонники Дорна выжидали…

Наконец лорд Дорн поднялся, его приветствовали, и он начал говорить — легко, раскованно, почти небрежно.

— Я удивлен, — сказал лорд Дорн, — что не слышу вопросов, хотя для меня и кое-кого еще недомолвки в речи Моры настолько очевидны, что удивляться бы и не стоило.

Есть, правда, одно исключение. Все мы слышали о предложении сделать остров Феррин межнациональной собственностью. И это не просто предложение металлургических компаний, а недвусмысленные требования иностранных правительств, которым вторит правительство Моры. Они хотят, чтобы Островитяния оставила за собой лишь чисто номинальное право суверенитета, а они на деле контролировали бы жизнь острова, обещая взамен некое количество золота и сравнительно небольшую долю добываемых руд. От нас требуют, чтобы мы по доброй воле уступили загранице полезные ископаемые, запаса которых хватило бы и нам, и бесчисленным поколениям наших потомков. Они ждут, что мы дадим втянуть себя в рискованную игру с остальным миром, станем заботиться лишь о ближайшем будущем, полагаясь на человеческую изобретательность там, где нужно придумать что-то новое взамен уже использованного.

С необычайной отчетливостью припомнились мне подобные рассуждения Дорны на борту «Болотной утки», когда она не была еще замужем за королем, и, взглянув на ее профиль, видневшийся в конце длинного ряда скамей, я заметил, как щеки ее вспыхнули, словно и она узнала свою мысль.

— Мора упомянул о многих предполагаемых концессиях, но только не об этой, почему я и не стал ничего спрашивать, решив, что это не тема для споров, и у Моры даже в мыслях нет уступать Феррин. Но я говорю об этом теперь, потому что это следующий шаг, которого от нас потребуют, причем потребуют в любом случае. Иностранцы, вероятно, посчитают, что предварительное принятие Договора два года и девять месяцев назад дает им основание для подобных притязаний и что, если в конце концов Договор не будет утвержден, они потеряют некоторые из своих прав и смогут потребовать компенсации.

Существуют ли среди них такие настроения? Лорд Мора предпочел об этом умолчать.

Лорд Дорн сделал паузу. Казалось, Мора хочет что-то возразить, но, бросив быстрый взгляд на дипломатические ряды, он промолчал.

— Некогда, — продолжал лорд Дорн, — один человек нанимался работником к некоему тане. Тот, чтобы испытать его, дал ему работу на срок. И исполнил он ее плохо, и тана решил прогнать его. Но тот человек отказался уходить, сказав: «Вы хотели испытать меня, я же думал только о том, чтобы работать вместе для общего блага. Значит, я вправе остаться». Мораль такова: не испытывайте подобных людей, если же вы свяжетесь с ними, то вина ваша. История ясно показала, что ищущий просторов для своего дела иностранец — как раз такой человек. И если мы окажемся в подобном положении, вина падет на лорда Мору и тех, кто был с ним.

Я вдруг с очевидностью понял, что лорд Дорн строит свое выступление не на догадках и что ценой неприятия Договора для Островитянии может стать передача Феррина в межнациональное владение. Лорд Дорн снова выдержал паузу, потом, сделав небольшой, но решительный шаг вперед, заговорил громким, твердым голосом.

— Вряд ли кому-то удастся привести в порядок свои мысли, когда страсти накалены так, как в этом зале. Принятое в таких условиях решение было бы предательством и в отношении самого себя, и своей семьи, и своей алии. Принимать решения человек должен, основываясь на том, что он чувствует в своей обычной, повседневной жизни. Подобного рода собрания полезны, когда на них люди узнают что-то новое, а не тогда, когда их используют, чтобы подогревать страсти и заставлять людей решать что-либо в чаду этих страстей. Одерживать верх, распаляя людей, есть не что иное, как мошенничество.