Островитянин

Время напоминало подыхающую лошадь, хромавшую сразу на три ноги. Плелось, понурив голову, и готовилось совсем скоро отойти в мир без страданий. Клубящиеся на горизонте облачные столбы до нытья в сердце напоминали городские постройки. Постаравшись сосредоточиться на чём-то ином, Валёк двинулся к кустарнику, вдыхая свежий и пронзительный запах листвы.

На ходу ощупал пустые карманы лёгких холщевых штанов и рубашки-поло. Стянул и сунул за пояс единственный белый носок, поверх которых русские туристы обычно носят сандалии. Штаны, рубашка и носок, вот и все богатства, унесённые с неизвестного судна (яхта? катер? пароход?). У него не оказалось ни кресала, ни ножа, ни мотка верёвки, так часто помогающих выжившим в крушении наладить нормальную (если этот эпитет применим) жизнь островитянина…

Покачиваясь, Валёк заковылял налево вдоль береговой черты. На юг, как ему казалось. А затем ещё налево. И ещё. И только когда заметил, что зелёная стена совершает плавный изгиб, осознал, что солнце переместилось по другую руку. Он брёл по периметру крохотного овала, похожего на панцирь гигантской доисторической черепахи — вот куда его швырнула милосердная судьба. Вероятно, посчитавшая, что утопить мужчину в бездонной пучине будет куда злее и несправедливее…

Ирония судьбы?

Да нет, мать вашу, откровенное издевательство!

Всё ещё не спеша углубляться в пятак густых джунглей, царящих на центральном холме островка, Валёк замкнул круг. Наткнувшись на собственные следы, почти смытые прибоем, сел на прежнее место, стараясь не заплакать. Чуть больше двухсот шагов в длину, чуть больше сотни в ширину: вот новая тропическая колония губернатора, не способного даже вспомнить свою фамилию. А вокруг — только равнодушный океан и клубящиеся облака, остро напоминающие о родном Новосибирске…

Вот оно!

Валёк даже подскочил, в волнении приглаживая редкие пряди слипшихся от пота волос. Память начала возвращаться, подстёгнутая миражами на горизонте. Он из Новосибирска! И, кажется, был военным… И хотя за это поручиться было нельзя, Валентин почувствовал очередной прилив сил.

Он обязательно спасётся! Вспомнит всё до мелочи и спасётся. Разведёт огромный костёр, даже если для этого ему придётся спалить к чертям весь этот микроскопический островок… но вернётся в цивилизацию, в общество, в социум, в свой город, который любил его в ответ.

Над головой вскрикнула чайка, и Валёк поднял лицо к солнцу. Чайки. Значит — есть жизнь. Интересно, найдёт ли он кладки, чтобы полакомиться яйцами? В мире вечного лета он даже не мог с уверенностью утверждать, какое время года начиналось, когда они выходили в путь…

Проследив за птицей взглядом, Валентин углубился в лес. Может, ещё тут найдутся змеи или какие-нибудь грызуны?..

В глубине острова почва оказалась совсем не песчаной. Бурная и пышущая энергией растительность указывала, что где-то неподалёку (если на клочке площадью почти в два гектара вообще существует критерий «далеко») обязан обнаружиться родник.

Осторожно раздвигая ветви и стараясь не наступить на острый сук валежника, он продвигался всё дальше и дальше. Пока (совсем скоро) не нашёл скальный шип, на пару человеческих ростов возвышающийся над рощей.

Именно у его подножья и обнаружился источник чистой пресной воды. Крохотный, едва заметный. В узкой расщелине, похожей на след от удара великанским зубилом. Он почти сразу уходил в почву, скапливаясь в совсем уж крохотный пруд, но Валёк обрадовался ему, как родному человеку.

Упал на колени, жадно напившись и смыв с лица океанскую соль. Затем напился ещё. И лишь когда почувствовал, что скоро его стошнит, отодвинулся от родника, прислоняясь спиной к холодной скале.

Здесь, в тени кустов и растений, названий которых Валентин не знал, было прохладно и спокойно, как будто на лавочке в ботаническом саду. Прислушиваясь к шуму волн, долетающему от берега, Валёк задремал. Усталость, стресс, порванная на лоскуты память — всё это сморило его пуще колыбельной, склеив веки и наполнив душу покоем.

* * *

Новое пробуждение на мягкое покачивание волн не было похоже совершенно.

Разом навалилась боль одиночества, ужас ситуации, страх за жизнь и размытая иррациональность происходящего. Валёк вздрогнул, больно ударившись плечом о скальный выступ. Распахнул воспалённые глаза, покрытые сетью лопнувших капилляров.

Застонал, напился из родника, задрал голову, высматривая среди веток солнце.

Оно сместилось к западу, но до погружения в зерцало океана оставалось ещё несколько часов. Ощутив, что изрядно озяб во сне, Валентин поплёлся на солнечную часть острова.

Пришло время вдумчиво и спокойно осмотреть свои «владения». Кто знает — быть может, во время первой экскурсии он не заметил чего-то важного? Например, ящика с инструментами, выброшенного на берег? Или надувного спасательного плотика?

Выбрался из рощи, отцепляя от короткого рукава прилипчивую ветку, злобно ощерился. Замер, потирая глаза. Сделал ещё несколько шагов к берегу, выходя из нежной тени на яркие вечерние лучи. Рот приоткрылся, спина похолодела, сердце забилось часто-часто.