Островок безопасности

Но как же можно всё это увидеть на одной выставке? А вот так: на стенах полутемных залов возникают яркие, необычайно выразительные картины, рисунки. То есть, города, пейзажи, лица. Возникают, живут, и вдруг исчезают, погаснув, чтоб уступить место другим мирам. Собственно, происходит то же, что и в реальной жизни — есть и нету, было и прошло. Но на этой выставке — вариант щадящий, потому что миры возвращаются. Поброди, подожди и дождёшься. Вот снова Кутаиси, снова Подмосковье, снова поэты, снова портреты друзей, снова эскизы спектаклей. Всё повторяется, сменяя друг друга. И музыка, музыка, единственно возможная, точно совпадающая с возникающими мирами.

Вроде бродил, бродил по выставке, а томление по ней не проходит. Хочется получше вглядеться, вслушаться, а картинки гаснут, исчезают, возникают другие. Ну да, всё так, как и должно быть — хорошего всегда мало. Вот с этим томлением по увиденному и уходишь.

А выставка эта — юбилейная (спасибо всем, кто её сотворил, и особенно Лео Габриадзе). Юбиляру восемьдесят лет. К сожалению, даже волшебники не могут пока ещё отменить возраст. Но они могут не слишком ему подчиняться.

И хочется верить, что у жизни, которую он так украшает, хватит мудрости не выпустить его из своих объятий и снова подарить ему шанс, подобный тому, который Резо описал в своих весёлых и грустных воспоминаниях. А было это так: сорок лет назад главный архитектор Тбилиси «случайно, мимоездом» спросил его из машины, не хотел бы он поучаствовать в возрождении старого Тбилиси и что готов предложить. И Резо, безработный в то время, сам не понимая почему, вдруг ответил: «Театр марионеток». «Будет у тебя театр», — сказал архитектор. «Машина взвизгнула и уехала в моё будущее».

7 марта 2016 г.

Счастья внезапный ожог 2 (о книге стихов Геннадия Русакова «Дни» 3 )

Поэты — счастливый народ. Их слушаются слова. А ведь они (слова, то есть) своенравны и капризны, а вот поэта слушаются, да к тому же с радостью. Судите сами:

Для счастья есть особые причины.
У них порой дурацкие личины:
То пруд зацвел, то звякнуло окно.
То на дороге пыль заворошило,
Телку как будто кто-то вставил шило…
А на поверку, в общем, всё равно,…

Да это же целый трактат, уместившийся в горстку слов. Но счастье, о котором эти стихи, не простое, оно горькое:

…как бунинская проза.
Под сердцем ноет мелкая заноза.
Не горься: перетерпим-переждём.
На небо глянем, ветром оботрёмся,
С погодой постепенно разберёмся
И захлебнёмся солнечным дождём.

Не знаю, как вы, а я чувствую, что слова радуются своему участию в этих стихах. И не просто радуются, а ликуют. Им нравится место, на котором они стоят, им нравятся соседи да и сама тема.

Я бы оставила вас наедине с этими стихами, но, боюсь, у вас руки до них не дойдут. А мне жаль, если вы не прочтете: «под сердцем ноет мелкая заноза» или «и захлебнемся солнечным дождем». Вот я и заделалась толмачом поэта Русакова. Никто меня об этом не просил. Просто слышу, о чем люди говорят, и думаю: жаль, что не стихами и не о стихах. Ведь стихи — о том же. То есть, о жизни, о боли, о земном, но только всё в них короче, глубже, насыщенней, чем в обычной беседе. И, выходит, что даже горькие стихи — в радость. Такое уж у них свойство.

Темно вокруг, и мир исходно страшен.
Он сам собой. Ему не нужно нас
На этих верстах неоглядных пашен
И на пространстве в сорок тысяч глаз.
Там я не сплю в застиранной рубахе,
Один в моей немыслимой стране,
Где по ночам разгуливают страхи,
Особенно по левой стороне.
Где темь черна, а утро бронебойно
В блистанье вод, хотя возможно — льдов.
И длятся необъявленные войны
На улицах далёких городов.

Эти стихи не только не убаюкивают, они даже жмут на болевые точки, но при этом, не только не лишают желания жить, но даже дают силы жить дальше в том мире, «где по ночам разгуливают страхи». Да что в нем хорошего — в подобном мире? Но поэт ведь уже сказал, что «для счастья есть особые причины. У них порой дурацкие личины: то пруд зацвел, то звякнуло окно…». А такие причины найдутся у каждого. Просто у поэта зрение острее и поэтому он быстрее их отыщет и назовет.